В 1984 году на съемках фильма Джона Милиуса "Красный закат" едва не погиб каскадер. Одетый в форму советского парашютиста, он неудачно приземлился на верхушку дерева и был тут же атакован местными жителями, всерьез решившими, что russian наконец-то comming. Сегодня неизвестно, что больше пугает западного обывателя: призрак ядерной империи или образ распавшейся страны, рассылающей своих уголовников во все концы света, торгующей оружием и задолго до официальной премьеры смотрящей на пиратском видео суперхиты Голливуда. Две недавние премьеры комментирует СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ.
Кино предпочитает иметь дело не с реальностью, а с мифом. Но и миф растет не на пустом месте, а так или иначе отражает коллективные ожидания и страхи. В "Красной жаре" (Red Heat, 1988) Уолтера Хилла к нам явился Арнольд Шварценеггер, "поднявший" образ советского милиционера до своего постоянного амплуа чужака-терминатора. Следом приехал экс-агент 007 Шон Коннери. И показал всему миру, что в "Русском доме" (Russian House, 1990, реж. Френк Шепизи) обитают не только вооруженные до зубов гэбэшники, но и романтически преданные красавицы (в роли последней, правда, снялась американская звезда Мишель Пфайфер).
Что грозило иностранцу в прежней, имперской России? КГБ, да отсутствие ночных дансингов. Прибывших в освобожденную от идеологии страну органы особенно не тревожили. Идя навстречу требованиям копродукции, русские поголовно заговорили на сносном basic English и доверчиво распахнули двери густонаселенных дедовских коммуналок. При этом грехи и злодейства, без которых жанровое кино немыслимо, но которые просто-таки нетерпимы на своей территории, разом переехали к нам. На руинах социализма схватились конкурирующие мафии, пролегли кокаиновые пути и интересы криминального антиквариата. На пустых ночных улицах легко и бесследно пропадали люди. Пьяные были неотличимы от мертвых. Насквозь коррумпированная власть держала своих подданных в страхе, но ни в малейшей степени не была способна их защитить.
Похоже, в текущем киносезоне мода на криминально-имперский декаданс не только не иссякла, но и вышла на новый виток. В русско-немецко-американском "Немом свидетеле" (Mute Witness, 1994, реж. Энтони Уоллер), объехавшем несколько международных фестивалей и только что принесшим Александру Атанесяну и Григорию Ряжскому продюсерскую "Нику", видна попытка взрастить на нашей почве интеллектуальный триллер. Американский режиссер делает на московской студии какое-то идиотское "би-кино". Едва смена заканчивается и облитая бутафорской кровью статистка уползает из кадра, два русских члена киногруппы начинают съемки собственного "мокрого фильма". Попросту говоря, порнухи с мокрухой, когда в финале любовного акта партнер по-настоящему убивает партнершу. Именно в этот момент в павильон случайно забредает немая реквизиторша Билли. И хотя к приходу милиции негодяи успевают замести следы преступления, за опасной свидетельницей начинается настоящая охота.
Надо отдать должное режиссеру-сценаристу Уоллеру. Конъюнктуру на "черный" декаданс он отыграл грамотно. Бесхозные цеха некогда государственной кинофабрики, куда проникли представители международного порно-картеля, бутафорские бюсты вождей, черные лимузины на фоне сталинской неоклассики, Олег Янковский в роли двойного агента — то ли полковника госбезопасности, то ли доверенного лица мафии... Ощущение безнаказанности зла не оставляет зрителей и героев ни на секунду. Безмолвие героини, помимо того, что нагнетает саспенс и избавляет Марину Зудину от необходимости говорить в кадре по-английски, отчетливо ассоциируется с немотой и уязвимостью цивилизованного человека в самом сердце тьмы и распоясавшегося ужаса. К сожалению или к счастью, Энтони Уоллер недостаточно изучил топонимику русской столицы. Иначе знал бы: в Москве нет Центральной киностудии, а есть Центральная студия детских и юношеских фильмов. Да еще имени пролетарского писателя Горького. Случись "Немой свидетель" под такой вывеской, его эстетский концепт прозвучал бы еще сильнее.
Титровая заставка новой серии о Джеймсе Бонде — "Золотой глаз" (Golden Eye, 1995, реж. Мартин Кэмпбелл) — как будто составлена из реквизита "Немого свидетеля". В своем очередном воплощении спецагент с лицензией на убийство впервые вступил в пределы России, с которой в былые времена имел дело главным образом опосредованно. Империю зла он побеждал на нейтральной территории — на греческих островах или тихоокеанских атоллах. Российская смута потребовала личного присутствия легендарного суперразведчика, годами сублимировавшего страх западного мира перед изнанкой железного занавеса.
Нового Бонда играет Пирс Бросман. По сравнению с предшественниками он как-то подозрительно молод, смазлив и своими низко подстриженными баками и клубными пиджаками навязчиво отсылает к эстетике 70-х. Иначе и быть не могло. Новый Бонд абсолютно всерьез реабилитирует кураж "мировой контрреволюции" и заодно — романтику настоящего мужского действия, запыленного и изгаженного политкорректностью 90-х. Не случайно его нынешним шефом становится леди с короткой феминистской прической и маниакальной верой в позитивность общественного прогресса. Бонд для нее — инфантильный мужлан, так и не вернувшийся с полей "холодной войны".
Занудной логике начальницы Бонд противопоставляет интуицию и идеализм старого бойца. И конечно, оказывается прав. Сколько бы ни твердили русские о разоружении и "новом курсе", у них всегда найдутся плохие парни, готовые поживиться остатками военной мощи. На сей раз — сверхсекретной всеразрушающей системой "золотой глаз". Дома их остановить уже некому. Бывшие гэбэшники открыли частные лавочки, метящий в диктаторы генерал играючи убивает министра обороны и с такой же легкостью наводит ядерный удар на собственные объекты. Тогда в дело и вмешивается неустрашимый 007, в прежние времена худо-бедно слушавшийся руководства, а нынче действующий чуть ли не по собственному почину.
"Золотой глаз" заимствует у "Немого свидетеля" не только бутафорию. Хотя в одном случае получается малобюджетный авторский триллер, а в другом — размашистый суперкич, исходная мифология повторяется. По просторам "шестой части мира" вольно прогуливается беспредел. Самовыражается он по-разному. От невозможности дозвониться в милицию, как в "Свидетеле", до образа русского компьютерного гения, безответственно взламывающего секретные шифры банков и спецслужб, — в "Золотом глазе". Как загнать джина обратно в бутылку, никто не знает. В финале "Свидетельницы" полковник госбезопасности искренне удивляется, что все еще жив, а детективная коллизия "Бонда" закручивается вспять аж к сталинским временам, когда отдельные законспирированные русские затаили злобу на европейских союзников и ждали своего часа целых полстолетия.
В жанровом поле круг, впрочем, замыкается довольно просто. Отправляясь в Россию, западное кино легко находит повод для романтических эксцессов — новой готики или возможности ускользнуть из-под жерновов политкорректности. Что же касается реальности, то, хотя Джеймс Бонд романтик и солдат, а его начальница зануда и штафирка, хочется верить, что права все-таки она.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ