В театре "Сатирикон" состоялась премьера спектакля "Ромео и Джульетта". Постановку осуществил художественный руководитель театра Константин Райкин. Для "Сатирикона" это первое обращение к Шекспиру и к самому жанру трагедии.
"Сатирикон" привлекает социологов не меньше, чем театральных критиков. По преимуществу молодежная и по преимуществу состоятельная аудитория театра ценит энергию и ясность сатириконовских постановок. В труппе "Сатирикона", в свою очередь, гибкость тела и энергичность ценятся едва ли не больше, чем прочие возможные актерские достоинства. Должно быть среди драматических театров эта труппа — самая тренированная и самая пластичная в Москве. Нетрудно догадаться, что афиша до нынешней премьеры строилась исключительно на двух любимых публикой жанрах — комедии и мелодраме. Третьего дано не было, если не считать откровенно эстрадное представление "Сатирикон-шоу". Гольдони же и Ростан, Мольер и современный американец Леонард Герш легко уживались в установленных репертуарных рамках.
Впрочем, все сказанное относится к большой сцене "Сатирикона". А на малой сцене за последние два сезона сложился совсем другой театр: "Великодушный рогоносец" Кроммелинка в постановке Петра Фоменко и "Превращение" по Кафке, сочиненное Валерием Фокиным. В обоих спектаклях, немедленно ставших номинантами всех театральных премий, главные роли играет Райкин. Теперь, уже в качестве режиссера, он начал осуществлять репертуарно-жанровый "поворот" на большой сцене. Интуиция подсказала ему, что такие повороты в сложившемся театре нельзя совершать резко.
Во всяком случае, первый акт спектакля — до смерти Тибальта — недвусмысленно решен в карнавально-комедийном, жизнерадостном ключе. Празднично-аккуратная летняя Верона, точно срисованная с рекламной открытки, располагает скорее к радостям жизни, чем к несчастьям вражды. Город дышит легкомыслием и наслаждениями: бал у Монтекки грозит перерасти чуть ли не в свальный грех, а Бенволио с Меркуцио удаляются ночевать в компании смешливых прелестниц. Все очень молоды, даже "старики" Капулетти и Монтекки (в согласии с Шекспиром: леди Капулетти напоминает четырнадцатилетней дочери, что в таком же возрасте уже была ее матерью). Актеры с позволения режиссера жадно ловят любую возможность для буффонады, тем более что это вполне в духе первых сцен трагедии. Шутовство проистекает от избытка сил и правит бал во взаимоотношениях не только слуг, но и приятелей Ромео. В тексте немало оправданий для подобного тона — с пьесой Райкин вообще обращается крайне бережно, перевод Бориса Пастернака играется практически без купюр (единственное заметное на слух сокращение — сцена покупки Ромео яда у Аптекаря). Иногда, правда, жизнерадостная атмосфера и почтение к Шекспиру вступают в неминуемую коллизию: знаменитые философские монологи — Меркуцио о фее Меб и брата Лоренцо о диалектике порока и добродетели — явно мешают, и их приходится микшировать ценой незаурядных физических усилий. Соединение трагедийных и комических мотивов Райкин использовал сполна, но — в соответствии с неписанным сатириконовским законом контрастов — не дал им перемешаться, строго выделив под комедию первое действие, а под трагедию второе. Граница прошла через антракт. Тем, кому в первой части недостает силы возвышенных чувств, вторым действием отчасти вознаграждены. Острее прочих жанровый слом приходится пережить Наталии Вдовиной. Ее Джульетта поначалу очень похожа на неуправляемую Пеппи Длинныйчулок, гримасы и прыжки которой в конце концов едва не заставляют зрителей усомниться в психической полноценности юной итальянки. Естественно, тут не до лиризма, увлечение ею — происшествие больше курьезное, чем трогательное. Тем разительнее перемена: Джульетта второго акта — зрелая и решительная женщина.
Столь же резкую метаморфозу переживает Ромео (Александр Коручеков). В спектакле Райкина влюбленный юноша превращен в хладнокровного убийцу. Ромео закалывает Тибальта, за секунду до того пощадившего его в выигрышной ситуации, а Париса у смертного ложа Джульетты и вовсе приканчивает ударом в спину. Вообще от легковесности и пестроты первого акта во втором не остается и следа, а в последних сценах предпочтение отдано черному и серому. Костюмы Марии Даниловой разыгрывают в "Ромео и Джульетте" целый сюжет цветовых сочетаний и переходов.
Можно предположить, конечно, что режиссер не стремился перевернуть ни мир, ни театр и заранее не собирался дотягивать свой вариант "Ромео и Джульетты" до горних высот подлинного трагизма. У него — свои задачи внутри своей труппы. "Я периодически ставлю спектакли, но режиссером себя не считаю. Я скорее педагог. Помогаю молодым актерам, делюсь опытом", — признавался Райкин в одном из своих интервью. Об успехе решения педагогических проблем судить не зрителям. Но такая строгость к себе после премьеры "Ромео и Джульетты" кажется все-таки излишней.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ