Согласно Александру Лукашенко, 2 апреля в присутствии народа и патриарха будет торжественно провозглашена уния России и Белоруссии — своего рода Переяславская Рада-2. Кроме народа и патриарха, в РФ есть еще ряд влиятельных групп, весьма заинтересованных в унии.
Военным нужны рубежи передового базирования. Нефтегазовикам — контролируемые коммуникации. Торговцам — огромная брешь в таможенной границе. Все три группы давления интересуются только белорусским коммуникационным пространством — сама Белоруссия рассматривается лишь как нагрузка.
Разумеется, при явно несложившейся белорусской государственности можно допустить возможность мирной и достаточно безболезненной инкорпорации Белоруссии в Россию. Однако почему-то никто в России всерьез не задается вопросом, что есть нынешнее государство Белоруссия, на чем оно держится, держится ли вообще и почему его президент с маниакальной настойчивостью пытается сбыть свою державу восточному соседу. Когда речь идет о человеке, который то восхваляет Гитлера, уничтожившего некогда каждого четвертого его соотечественника, то в ожидании радостного 2 апреля устраивает в Минске побоище с применением слезоточивого газа, — нелишне вспомнить, что при всяком акте дарения совершенно необходимым условием является способность дарителя понимать смысл своих действий и отвечать за них. Нет уверенности, что пословица "лучше с умным потерять, чем с дураком найти", совсем не имеет отношения к грядущей унии.
Есть и другая проблема — вовсе неустранимая, т. к. она порождена природой Российского государства.
Россия есть гигантское государство-континент — слон среди прочей живности. Это не похвала и не упрек, но всего лишь констатация. Интеграция же — в отличие от аннексии — есть объединение государственных организмов, первичным ее условием должна быть минимальная соразмерность интегрирующихся субъектов. Слон не в состоянии полноценно интегрироваться с моськой, потому что невозможно придумать корректную формулу взаимодействия воль слона и моськи. Основой европейского процесса было взаимодействие совершенно соразмерных друг другу Франции и Западной Германии. При отсутствии абсолютного гегемона в создававшемся поле сдержек и противовесов нашлось место и для более слабых государств. При наличии такового гегемона — как, например, в Северной Америке, была простая инкорпорация: Соединенные Штаты, подобно планете-гиганту, захватывали все новые астероиды в свою орбиту. Ельцин собирается на Украину, чтобы выяснить, что мешает президенту Кучме пойти на интеграцию с Россией. Чтобы узнать о пугающем Кучму законе всемирного тяготения, устанавливающем жесткую зависимость между гравитационной массой, расстоянием между объектами и силой притяжения, не обязательно ездить в Киев — школьные учебники физики издаются и в Москве.
Если бы гравитационные проблемы в самом деле удалось как-то преодолеть и осуществить прорыв в отношениях не с фиктивным белорусским партнером, а с государственным организмом, показавшим свою жизнеспособность — например, с Украиной или Казахстаном, — тогда, конечно, великий шум был бы оправдан, ибо создавался бы важный прецедент: реальная интеграция реальных постсоветских государств.
В смысле же чистой пропаганды белорусский проект оставляет двойственное впечатление, ибо сюжет не слишком выигрышный. Дело не только в странной натуре Лукашенко — допустим, до российских выборов он не устроит ничего сверхъестественно скандального — и даже не в трудности интеграции несоразмерных партнеров. Являющиеся объектом агитации рядовые избиратели, наверное, думали об этом столько же, сколько верховные интеграторы, т. е. нисколько. Дело в малозначимости Белоруссии с точки зрения национальной мифологии. Украина занимает весьма важное место в русской культуре — отсюда и болезненность расставания с ней. Независимость среднеазиатских государств вызывает неудовольствие потому, что живущие там русские оказались в полной власти казахов, узбеков etc. Балтийские государства были дороги уютом, курортами и питейными заведениями. Кавказ — опять же курортами и местным радушием. Но если спросить рядового гражданина, чем ему особенно дорога Белоруссия, ответ будет на редкость невразумительным, с этой тематикой не связаны ни симпатии, ни антипатии, а разве что глубокое неведение и эмоциональная нейтральность. При столь ленивом отношении трудно ожидать взрыва радости по поводу интеграционных опытов.
С другой стороны, именно несерьезность и даже фиктивность намечаемых мероприятий делает предвыборное разыгрывание этой темы достаточно безопасным. Толком во всей этой проблематике никто не разбирается, и в течение двух-трех месяцев пропагандные пузыри можно надувать без особенных опасений. Впоследствии же все можно будет списать на странности Лукашенко.
МАКСИМ СОКОЛОВ
Идея союза с Белоруссией пропагандистски слаба из-за малозначимости Белоруссии в российском национальном сознании