В Театре имени Пушкина состоялась премьера спектакля "Великий Гэтсби". Постановку собственного сценария по произведениям Фрэнсиса Скотта Фицджеральда осуществила американский режиссер Элиза Торон.
Как строчка в столичной театральной афише новый спектакль выглядит очень привлекательно. С точки зрения репертуарной политики, проза Скотта Фицджеральда — выбор оригинальный (прецедентов инсценировок не вспомнят даже бывалые театралы) и при этом безупречно точный. Один из лидеров "потерянного поколения", Фицджеральд, как никто другой, выразил дух времени, которое с его же легкой руки и поныне зовется "веком джаза". Впрочем, в конце тридцатых он сам объяснил, что слово "джаз" в середине двадцатых означало сперва секс, затем стиль танца и только в последнюю очередь — музыку. Так или иначе, это была эпоха, когда поклонялись успеху, верили в будущее процветание и предавались иллюзиям, которым вскоре было суждено рассеяться без следа.
То десятилетие Фицджеральд назвал "самой дорогостоящей оргией в истории", и ее горькое послевкусие не оставляло писателя до конца дней. Сегодня положение литературного классика придает его суждениям добавочную вескость, а вираж отечественной истории ставит Фицджеральда в вынужденное положение нашего современника. Во всяком случае, коллизия популярной социальной мифологии и душевных прозрений героев его сочинений ныне воспринимается весьма остро — без скидок на географическую и историческую удаленность "века джаза".
Насколько увлекла американского режиссера очевидная перекличка настроений эпох, сказать трудно. Даже если Элиза Торон ощутила внутреннюю связь времен, этим-то и обусловив выбор именно Фицджеральда для постановки на русской сцене, спектакль "Великий Гэтсби" не сохранил следов какого-либо обостренного чувства. Режиссер и молодые актеры пушкинского театра не ищут никаких исторических параллелей, а предпринимают небольшое путешествие. Не столько в "век джаза", хотя человек с саксофоном в спектакле присутствует, сколько в "век кино". Поэтому здесь появляется продюсер Монро Стар (Николай Юшкевич), главный герой неоконченного фицджеральдовского романа "Последний Магнат". Поэтому авторский alter ego из "Великого Гэтсби" клерк-финансист Ник Каррауэй (Евгений Писарев) превращается в киносценариста. Поэтому местом действия режиссер делает просмотровый зал голливудской киностудии и первое, что видят перед собой зрители, — это белое полотно киноэкрана.
Зрителей пускают немного, человек сто, и все они рассаживаются прямо на сцене. А пустой освещенный зрительный зал театра, со временем открывающийся за экраном, играет роль роскошной виллы Джея Гэтсби (Вячеслав Кулаков). Но сам загадочный миллионер, как и все прочие герои романа "Великий Гэтсби", всего лишь один из персонажей кинофильма, уже почти законченного, но остановленного из-за разногласий упомянутых продюсера и сценариста. Эти двое смотрят фрагменты отснятого материала — куски старого американского фильма "Великий Гэтсби" — и продюсер приказывает сценаристу переделать финал, превратив его из драматического в счастливый. Так что собственно действие романа разыгрывается исключительно в воображении Каррауэя, как бы еще раз переживающего уже снятый сценарий.
Такой прием должен, с одной стороны, сохранить фрагменты авторского текста Фицджеральда, с другой — оправдать монтаж сцен. История Гэтсби превращается в сюжет вспомогательный, полудетективный, в простую цепочку событий. Полуторачасовой спектакль скользит по поверхности романа, лишь обозначая опорные точки фабулы. Поэтому выстрел, обрывающий жизнь Гэтсби, действительно ставит в этой авантюрной истории финальную точку. Неудивительно, что актеры вместе с режиссером выбрали экономный и скромный стиль: характеры скорее обозначены, чем сыграны, время действия воплощено больше в костюмах, чем в психологии.
Заново перечитав собственный сценарий, кинодраматург отказывается идти на поводу коммерческого интереса и сохраняет финал без изменения. За что в итоге и лишается работы. Фицджеральд остается автором современным: продюсер, увольняющий художника, — чем не "нашего времени случай"?
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ