В пятницу в Центральном доме кинематографистов состоялась премьера фильма "Музыка для декабря". Новая работа Ивана Дыховичного, законченная еще весной и уже показанная в Канне, Сочи, Петербурге и еще на нескольких международных кинофестивалях, в Москве демонстрировалась впервые.
Упреки "Музыке для декабря" могли бы стать темой целой статьи. Где говорилось бы, например, о том, что не всегда стоит снимать "своих", но всегда — внимательнее относится к драматургии. Что идеальный голубой герой, юный гений, посланец богов всегда выглядит глуповато, а двадцатилетний, от силы, юноша, якобы создающий искусство, уже созданное тридцатилетними Батаговым и Пигановым, — нелепо вдвойне.
В "Прорве" все тот же герой Дыховичного-младшего (тогда — гениальный писатель) был окружен плотным кольцом хорошо выстроенных и сыгранных ролей. В "Музыке для декабря" композитор и художник (фотограф) Митя существует среди подчас не менее странных, чем он, персонажей.
Давно не появлявшийся на родине великолепный театральный актер Григорий Гладий, чья роль в этом фильме — легкий намек на абрис судьбы художника Купера, неожиданно оказался лишен не только самой выигрышной стороны своего дарования — эксцентрики, но и (к досаде тех, кто Гладия помнит) собственного голоса.
Юная дебютантка Наталья Жукова — все-таки слишком не актриса, и лишь в финале ее принадлежность "по жизни" к клану "новых русских" начинает набирать очки в пользу картины.
Известная галеристка Ирина Пиганова бесстрашно изображает пародию на собственную профессию, но, возможно, лишь осведомленные в арт-жизни Москвы люди смогут оценить виртуозность и кураж этой ее работы.
Все так, но "Музыка для декабря" в панораме нового российского кино последних двух лет — едва ли не единственная состоявшаяся попытка фильма, несмотря на то что количественный баланс достоинств его и недостатков находится почти в равновесии. Режиссер Дыховичный, оператор Козлов, композитор Батагов и негласно присутствующий в картине художник Пиганов сумели сыграть в одну игру не менее точно и слаженно, чем играл Дыховичный в знаменитой "Прорве" с совершенно другой командой. Впрочем, игра, затеянная новой картиной, намного сложнее: история, проступающая в "Прорве" через "стиль Сталин", была более локальной и более поддающейся пересказу, чем история под названием "стиль Петербург", ставшая сутью "Музыки для декабря".
Осознанно или нет, но Иван Дыховичный встает здесь на позицию русского европейца, для которого петербургский период — самое существенное из всей российской истории. И если так, то и сталинская Москва в "Прорве" и сталинская авиация в "Испытателе" оказываются лишь подготовкой к тому, чтоб снять имперский Петербург — город, почти начисто лишенный в картине признаков узнаваемости.
Прививка новой культуры нынешней Москвы к Петербургу, в любой другой ситуации обернувшаяся бы дичью, не кажется странной: речь идет лишь о перенесении всех признаков столичности по их прямому адресу. Петербург "Музыки для декабря" — не вторая и не первая, а единственно возможная из российских столиц.
Происходящее на фоне каналов, часовни преподобной Ксении, Никольского собора насыщено событиями и абсолютно анемично: так же холодно и бесстрастно, как отражение города в камере Сергея Козлова.
Сюжет словно разыгран по канонам среднестатистической европейской драмы. Знаменитый художник-эмигрант Ларин возвращается в дом, где когда-то любил двух женщин: мать и дочь. Мать страдает с преуспевающим бизнесменом, дочь выросла и выходит замуж — тоже за художника, но другого поколения, чем Ларин, а следовательно — антагониста. Чисто достоевский, казалось бы, разгул страстей этой драмы (самоубийство мужа, убийство художника, сумасшествие матери, развод дочери со своим возлюбленным) оказывается вдруг таким же камерным, как место действия — город, лишенный размаха самой просторной из старосветских столиц, но зато приобретший некое новое качество. Вернее, утрировавший одно из качеств, изначально ему присущих, — свой среднеевропейский стиль. Запечатленный фильмом как в домах (почти всегда снятых по центру, без крыш), так и в лицах населяющих его персонажей: от протагониста Григория Гладия до случайно мелькнувшего в кадре Ильи Пиганова.
Это не Петербург Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока, Ахматовой и даже не Петербург Марка Алданова или Иосифа Бродского. Это все тот же город, но с чуть-чуть измененным ракурсом. Где идет бесконечный капитальный ремонт жилища, внутренностей, и фасад которого почти не поддается влиянию времени и узнаванию нашим сегодняшним взглядом.
Ощущение истории, которая тоже порой не брезгует дурацкой драматургией и завитушками на грани кича, присуще "Музыке..." не в меньшей мере, чем было присуще "Прорве", и столь же важно, как монтаж, свет, камера, ритм — все то, за что так стремительно и пылко полюбили несколько лет назад Дыховичного-режиссера.
А умозрительный вывод фильма — искусство выше денег — кажется столь же очевидным и столь же сомнительным, как и вывод, ему противоположный. Сама природа этого кинематографа противится обобщающим заключениям, которые авторы упорно и последовательно пытаются ему навязать. К тому же (и в этом "Музыка для декабря", к сожалению, сомнений не оставляет) "новые русские" России не так и страшны — они все равно падут жертвой русской духовности.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА