премьера кино
Новый фильм Джадда Апатоу "Приколисты" (Funny People) — третий режиссерский опыт самого популярного комедийного продюсера современности, решившего, что уже пора становиться взрослее, глубже и серьезнее. Похвальное это намерение привело к тому, что за два с половиной часа, которые идет картина, ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА не услышала ни одной смешной шутки.
Начав режиссерскую деятельность фильмом о нежелательном сексе "Сорокалетний девственник" (The 40 Year Old Virgin), продолжив комедией о нежелательной беременности "Немножко беременна" (Knocked Up), в третий раз Джадд Апатоу перескакивает через несколько этапов среднестатистического жизненного пути и обращается прямо к теме смерти, тоже не очень желательной, зато заставляющей о многом задуматься и попытаться хотя бы на краю могилы заняться самосовершенствованием. Именно эта внутренняя трансформация происходит с героем Адама Сэндлера, бывшим stand-up комиком (как и сам актер, и сам режиссер), сделавшим карьеру кинозвезды и узнавшим, что у него лейкемия. Немного покуксившись на своей вилле в Малибу, смертельно больной, раньше в людях особо не нуждавшийся, напоследок решает впервые завести приятеля и берет в ассистенты начинающего комика (Сет Роген), в обязанности которого входит как сочинять шутки, так и трепаться по душам на сон грядущий.
В перерывах между этими унылыми занятиями ассистент делит жилплощадь с двумя другими комиками: самый успешный (Джейсон Шварцман) снимается в телевизионном ситкоме и демонстративно разбрасывает по квартире чеки со своими 25-тысячными гонорарами, а третий приятель-толстяк (Джона Хилл) укоряет героя похудевшего Сета Рогена за то, что, лишившись пуза, он перестал быть смешным. Впрочем, как выясняется в дальнейшем, чтобы продуктивно шутить, пузо не так уж обязательно, поскольку основной источник юмора расположен чуть ниже. Когда из уст Сета Рогена раздается одна из первых фаллоцентристских острот: "Я сбросил десять кило за счет усушки члена — раньше по земле волок",— поначалу думаешь, что это домашняя шутка для внутреннего пользования, а на публике юмористы запрягают что-нибудь чуть более изобретательное. Но нет, и со сцены доносится бодрое: "Я подслушал разговор моих яиц с членом: "Ты как? — Да он меня совсем задергал"".
Гениталии, конечно, неисчерпаемая комическая тема, но хотелось бы какого-то ее развития, и, чувствуя это, авторы ставят героев перед необходимостью "разработать дежурную тему яиц" — сверхъестественным усилием фантазии рождается идея, что, обнаружив на яйцах седину, надо сшить им твидовый пиджак, пристроить к ним трубку и тогда они сойдут за нобелевского лауреата. За этой невозможностью отвести взгляд от ключевой точки человеческого организма, кажется, скрывается страх Джадда Апатоу пошутить на заявленную тему, то есть про смерть. Самое смелое, что позволяют себе герои, это издевательства над доктором-шведом: "У вас такой жуткий акцент, что все звучит страшнее, чем вы хотели". Но и врач, выслушав дерзкий выпад насчет IKEA, справедливо замечает: "Меня начинает слегка утомлять однообразие ваших искрометных шуток".
Вторая половина "Приколистов" совсем уже трусливо перетекает в мелодраму, когда умирающий вспоминает о том, что у него есть родители и сестра, а также решает встретиться с той единственной женщиной, на которой он теоретически мог бы жениться (Лесли Манн). Ее австралийский муж (Эрик Бана) немного скрашивает скучные романтические разборки, выигрывая у профессиональных комиков за счет своих на полном серьезе выпученных глаз. Но самым серьезным, а потому самым забавным в итоге оказывается снявшийся в камео Эминем, сочувствующий финальному чудесному исцелению героя: "Не надо было тебе пить эти пилюльки. Так у тебя был выход, а теперь снимешься ты еще в одной комедии, снимешь еще одну телку, и что дальше?" Наверное, подобного рода размышления, особенно в свете посеребрившей яйца седины, одолевают уже и самого Джадда Апатоу, которому осталось теперь сделать, например, комедию о загробной жизни, прежде чем окончательно упереться в творческий тупик.