Им будет три. Уже на следующей неделе. Когда детям исполнился год, а потом два, это был скорее наш с мужем праздник. Детям, подозреваю, было совершенно все равно, что происходило вокруг. Когда Федя увидел на праздничном торте свою первую свечку, его глаза широко распахнулись, он приблизился к ней до опасного расстояния и, почувствовав горячее тепло, схватил фитиль двумя пальцами. Свечка была погашена. Федя расплакался. Варя оказалась более осторожной. Вытащив свечу из торта, она вставила ее другим концом — огонь погас. Девчонка обрадовалась. Торт тогда не входил в детское меню, поэтому детям, собственно, достались только ягоды, которыми были украшены края творожного кекса. Подарки их тогда тоже особо не интересовали — пупс Вася, подаренный Варе на первый день рождения, ждал своего часа еще целый год. Зато теперь, я думаю, он мечтает об отпуске.
Второй день рождения был более осмысленным. Правда, накануне детей выписали из больницы, им прописали строгую диету и умеренную активность. Мы позвали в помощь клоуна Соню. Она привезла с собой четыре чемодана с играми. Дети полтора часа подметали полы игрушечными швабрами, катались на огромном надувном мяче и переодевались в сказочных героев. Федя наотрез отказался быть шмелем и поросенком. В результате все наряды перемерила его сестра, получив от этого максимум удовольствия. На второй день рождения они получили два торта. Суть была не в тортах, они по-прежнему были в списке запретных продуктов. Просто Федя полчаса разглядывал двух марципановых слонов, и воспоминания о них ему хватило еще на полгода, потому что слон — любимое Федино животное. Варин торт был украшен бабочками — дочь пыталась заставить их летать со свойственным ей усердием. С подарками мы тогда не угадали. Трактор с педалями Федю перестал интересовать сразу после того, как он неудачно нажал на кнопку сигнала; испугавшись звука, он избегал дальнейших контактов с ним. Варя до сих пор, когда видит "живую" куклу, торопливо пытается сделать сразу все, на что она способна: дать попить, уложить спать, усадить на горшок, укачать. Но кукла все равно плачет — вопреки стараниям девочки. Эта кукла не стала любимой — играть в нее, наверное, слишком хлопотно.
Я помню, как они родились. С больничной каталки я перебралась на операционный стол. Свернулась, как попросили, калачиком. Врачи вокруг делали вид, что ситуация находится в пределах нормы. Еще несколько кубиков чего-то в вену. Мне не хватало воздуха. Детский крик — это сказано слишком громко. "Мальчик". Еще один голос, чуть более слабый и высокий. "Девочка". Анестезиолог аккуратно стирал мои слезы ватным тампоном. Я скрестила пальцы. Не разжимаю их до сих пор.
После рождения я видела детей не больше секунды. Заведующая детской реанимацией очень старалась выбирать слова. Ей — это видно — было непросто. Очень разные дети. Очень ранние. Слабые. Всякие. О конкретном врачи предпочитали молчать. Зато мы узнали, что наша дочь — 1340, 37 см. Сын — 1780, 41 см. Подаренная Варе на первый день рождения кукла значительно больше. "Мы не боги",— сказали врачи моему мужу, когда меня не оказалось рядом.
Четверо суток без изменений — состояние нестабильное тяжелое. Затем — стабильно тяжелое.
А через две недели реанимации мы мчались с юга Москвы, где находился роддом, в Измайловскую детскую больницу, где дети провели еще два месяца жизни. С тех пор я всегда уступаю дорогу машинам, которые едут вслед за скорой помощью. Больница была для меня шоком. Километровое подвальное помещение. Запах канализации. Кастрюли с красными корявыми надписями. Старые потрескавшиеся кювезы. Протертые пеленки. Нас убеждали, что это лучшее в Москве отделение выхаживания недоношенных. Тогда в это не верилось. Потом завотделением вызвала нас с мужем к себе в кабинет. Она начала разговор с того, что "у нас очень разные дети", а закончила тем, чтобы мы не вздумали отказываться от родительских прав. Ей, как потом выяснилось, слишком часто за 60 лет работы в детской педиатрии приходилось убеждать родителей не оставлять своих детей из-за диагнозов. У нас их набралось на несколько страниц мелким шрифтом. Потом у Вари ночью была резкая остановка дыхания, и ее спасли просто чудом. А еще через две недели там, в больничной палате, я впервые смогла дотронуться до своих детей. Им тогда было уже больше месяца.
Поэтому детский день рождения — наш с мужем праздник. Был. Теперь все иначе. Вчера, разговаривая с Федей по телефону, я узнала, что ему будет три годика. Он уточнил, сколько свечей будет на торте, и пообещал их пересчитать. Варя рассчитывает, что на день рождения снова придет клоун Соня.
— Я съем весь торт и попрошу добавки.
Попробовав торт пару месяцев назад, Федя остался к нему совершенно неравнодушен.
Они ждут этого дня — я прекрасно помню это детское ожидание дня рождения. Когда я была маленькой, мама клала подарок рядом с подушкой, на кровать. Я старалась проснуться как можно раньше, чтобы увидеть подарок. Однажды я проснулась так рано, что подарка рядом не оказалось. И совсем уже неважно, что было дальше — торт, гости, воздушные шары. Просто подарка возле подушки не было. Я не знаю, что произошло, наверное, я проснулась слишком рано. Мне жаль, что взрослые не могут понять, что для детей важно — какая-нибудь совершенно мелкая деталь, которая взрослому человеку кажется совершенно незначительной и неважной. Вся эта атрибутика детского праздника — торт, свечи, подарки и клоун Соня — непременные составляющие их праздника. Но важно ли это?
Я спросила об этом у Вари и Феди. Сын не слишком общителен по телефону. В этот раз он был, как всегда, немногословен:
— Ты уже скоро приедешь к нам?
Услышав утвердительный ответ, он передал трубку Варе.
— С папой? — уточнила дочь.
Они не видели папу два месяца, меня — три недели.