Экономический обморок

Жить спокойно не значит жить хорошо. Сейчас, через несколько лет после "черного октября" 2009 года, это понимают многие. Поколение, не успевшее побыть октябрятами и пионерами, теперь хорошо знает, что такое застой.

В сентябре 2009-го острый кризис с ликвидностью, то есть с живыми, короткими деньгами, пришел в Венгрию и Словакию. Восточная Европа была популярным местом паломничества западных банкиров с начала 1990-х. В большинстве стран, за исключением Словении, иностранный капитал играл ведущую роль в банковской системе (в среднем по Восточной Европе — 75%). В начале 2008 года финансовая система европейской периферии стала головной болью политиков и особенно банкиров. Восточная Европа в целом повторяла путь Восточной Азии конца 1990-х: много долгов и большая зависимость от иностранных инвесторов, от Европы западной. Но до сентября 2009-го удалось проскакивать.

Европейцы сильно переживали, что возможный восточноевропейский пожар через связи банков перекинется и на них. Российские эксперты вероятность такого влияния на Россию всерьез даже не рассматривали. Считалось, что резкого падения валюты (а в Азии 1997 года кризис перекидывался от страны к стране через последовательный "падеж" национальных валют — таиландского бата, индонезийской рупии и корейской воны) в России уже не будет. Но именно восточноевропейский финансовый шок предшествовал серьезному падению рубля осенью 2009 года. И атака спекулянтов на рубль была не самой главной причиной сложившейся ситуации, от рублей избавлялись и российские предприниматели.

Впрочем, ослабление рубля было выгодно многим. Девальвацию накопленных за годы роста социальных обязательств государство при таком раскладе могло теперь списать на внешние причины. Контроль за денежной массой был ослаблен, и рост инфляции стал неизбежен.

Падение национальной валюты, как правило, дает преимущество экспорту перед импортом, как это было в 1998-м. Но на сей раз полноценного "запуска" нового роста экономики не вышло. Стоимость нефти снижалась, а только ее рост является для российской экономики волшебным заводным ключиком. Цены на недвижимость после обрушения рубля падать перестали. Однако продажи шли очень вяло, хотя массового банкротства девелоперов удалось избежать. Скупка бюджетными организациями квартиру застройщиков, которые становились все более сговорчивыми, продолжалась. Рынок за пределами госскупки держался на продажах квартир, изъятых у "валютных ипотечников" — второго падения рубля очень многие из них не осилили. Банки, впрочем, не зарабатывали на этом почти ничего. Стараниями нескольких организованных банкирами компаний потихоньку начала распространяться аренда квартир в домах, отошедших за долги. Среди районов, которые в 2007 году объявлялись чуть ли не элитными зонами, появились ростки "российских Гарлемов".

В середине 2011 года был принят закон "О строительных сберегательных кассах". Россия окончательно отказалась от идеи ипотеки и перешла на немецкую систему финансирования приобретения жилья.

На падении валюты банкиры заработать толком не успели — в отличие от управляемой девальвации зимы 2008-2009-го, падение было быстрым. Зато заметно потяжелевшие (в пересчете на рубли) валютные вклады — хотя банки и старались по ним не обещать высокие проценты — стали еще одним источником головной боли для тех, кто сделал ставку на рост депозитов физических лиц.

Так что собственно второй волны кризиса, которую должен был спровоцировать невозврат выданных кредитов, не было. Проблемы загасили еще летом заготовленными способами: обменом привилегированных акций банков на облигации федерального займа, предоставлением субординированных кредитов на условиях софинансирования (на каждый рубль, вложенный в капитал акционерами банка, государство добавляло три) и госгарантиями.

Но банки, удержав капитал в требуемых рамках, от "токсичных активов" избавлялись медленно. В условиях стагфляции (инфляции на фоне отсутствия экономического роста) компании, создаваемые банками для управления активами, отобранными за долги, доходов не приносили, оставаясь обузой. Невозвраты кредитов нарастали и в 2010-м, и в 2011 годах.

Экономисты, предлагавшие в 2008 году создать банк "плохих" долгов, мрачно торжествовали: мы же предупреждали, что Россия, оставив плохие активы на балансах банков, повторит путь Японии. В этой стране после острого кризиса 1992 года, связанного со "схлопыванием" грандиозного пузыря на рынке недвижимости, правительство попыталось залить возникшую дефляцию грандиозными же вливаниями живых денег. Но без очистки балансов банков от зависших долгов это не помогло. Экономического роста в Японии так и не было до кризиса 2008 года.

В России же рост в 2010-2011 годах начался, но речь шла о 1-1,4% в год. Положительным моментом оказалось отмеченное экспертами Transparency International снижение коррупционности российской экономики — предприниматели активно сопротивлялись поборам. Еще одним абсолютно неожи-дан-ным результатом стало увеличение продолжительности жизни российских мужчин — нудное топтание на месте почему-то вызывало у них большую волю к жизни, чем стремительный экономичес-кий рост. Многие эксперты связывали увеличение числа желающих застраховать себя именно с этим фактом.

Себестоимость строительства неожиданно уложилась в $1200 за квадратный метр даже в Москве. Правда, произошло это уже после ухода в 2011 году Юрия Лужкова с поста мэра и объединения столицы в одну административную единицу с Московской областью.

К 2012 году стало понятно, что ставка Барака Обамы на создание значительного сектора "зеленой экономики", основанной на альтернативных источниках энергии, провалилась. Начавшийся рост экономики в США — при сохранении 6-процентного китайского роста — привел к увеличению цен на нефть. Уровень $120 за баррель Россию устраивал. Рост ВВП приблизился к 5%, Transparency International снова отметила рост коррупции, а девелоперы начали потихоньку увольнять специалистов в отделах сокращения издержек. Те, честно говоря, надоели им своими лекциями про lean construction хуже редьки.