В Киноцентре на Красной Пресне состоялся предварительный просмотр фильма "Летние люди" (по "Дачникам" Горького) режиссера Сергея Урсуляка, известного зрителю по своей предыдущей, дебютной, картине: "Русский рэгтайм". Официальная премьера нового фильма (оператор — Сергей Юриздицкий, композитор — Микаэл Таривердиев, в главных ролях — Ирина Купченко, Сергей Маковецкий, Виктор Гвоздицкий, костюмы студии "Белый клоун") намечена на середину декабря.
Если авторы ставили целью озадачить хотя бы критиков, охотно собравшихся в четверг на Пресне, то некоторого успеха они добились. В момент, когда мода диктует более всего ценить в сценарии story, старательная деконструкция драматургической основы производит странное впечатление: автор, решившийся на нее, должен быть либо слишком наивен и нерасчетлив, либо иметь в виду какую-то глобальную цель.
Помнящие "Дачников", возможно, не будут на него за это в большой претензии. Пьеса, которую современники ставили чуть ли не выше "Вишневого сада" (странно было бы предположить, что к тексту, бичующему интеллигенцию, интеллигенция отнесется иначе) даже вне сравнения с чеховской драматургией кажется сейчас слабой.
"Везде у вас заметен петушиный наскок на все... Вы очень много говорите от себя, поэтому у вас нет характеров и все люди на одно лицо. Женщин вы, должно быть, не понимаете, они у вас не удаются, ни одна. Не помнишь их", — приводит сам же Горький слова Толстого о "На дне", признанном шедевре. Но, кажется, отзыв больше походит к "Дачникам", плюс к тому затянутость, прямолинейность, слабо сделанная кульминация (череда речей, будто у братской могилы) и изрядная доля пошлости.
При перенесении на экран последнее свойство дает особенно сильный эффект. Оказывается, пошлыми могут быть среднерусские пейзажи (фильм, впрочем, снимался в Чехии), закаты, рассветы, яблоки на столе, плетеная дачная мебель и вообще дача, женщины с пышными рыжими волосами, актер Гвоздицкий, стилизация под немое кино и попытка иронического остранения. И даже пошлость, преподнесенная как пародия.
Никита Михалков, назвавший давний свой фильм "Неоконченной пьесой...", наверное, даже не предполагал, что именно в этот момент выступил в роли пророка.
Механическое пианино, подразумевавшее в том числе и отрицание импрессионистического, романтического пианизма, дало в российском кинематографе бесконечную череду романтико-импрессионистических опусов. В неприкосновенности, правда, осталось другое свойство инструмента: любую мелодию подать как кич. Ему по определению безразлично, что за пьесу оно играет: Чехов, Горький, Ибрагимбеков звучат на удивление одинаково — все различия исчезают в найденной когда-то Хамдамовым манере перенесения артстилистики на экран.
В какой-то момент стало казаться, что извечный логоцентризм российской культуры вдруг сменился на изоцентризм. Кино отреагировало чередой экзерсисов, следующих друг за другом вне видимой логической связи: модерн — "стиль Сталин" — соц-арт — опять модерн.
Замыкающий на сегодняшний день этот круг Сергей Урсуляк снял свой фильм не хуже и не лучше, чем Михалков свою "Рабу" и свою "Пьесу". Но явное отставание неизбежно записывает его в разряд эпигонов. Тем более что у всех романтических "летних людей" женского рода интонации Елены Соловей, а люди мужского рода, хотя и "на одно лицо", но некоторые особенно напоминают Александра Калягина. И все, как положено, подчинены законам полифонии.
Полифония здесь, впрочем, кстати: от микширования звука диалоги ничего не теряют. Странно лишь, что в фильме, где все почти сюжетные линии стерты (кто, с кем и как — непонятно даже изучавшим в свое время пьесу), финальные монологи-откровения сохранены во всем их первозданном бичующем пафосе. Но поскольку реальных действующих лиц за туманами как бы и нет, бичевание неизбежно принимает характер абстракции.
И все возвращается на круги своя: к традициям родного логоцентризма — делая абсолютно бессмысленной жертву режиссера Урсуляка, добровольно принявшего на себя скучную роль и обидное прозвище эпигона.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА