Теперь Борис Ельцин не только президент - но и кандидат в президенты. Действия первого определяются целиком целями второго. Однако похоже они друг другу изрядно мешают.
Кент будет груб, когда король безумен.
А ты как думал, взбалмошный старик?
Что рядом с лестью смолкнет откровенность?
Нет, честность более еще нужна,
Когда монарх впадает в безрассудство.
"Король Лир". Акт I, сцена 1.
Победа КПРФ на думских выборах — т. е. частный, хотя и чувствительный неуспех — привела к стремительной деморализации верховной власти, впавшей в парадоксальное состояние эйфорической паники.
На рубеже 1996 года общественность, напуганная успехом коммунистов, была не столь уж непримиримо настроена к власти, а недовольство расколом некоммунистических сил давало сильный интегрирующий импульс. Таким образом, не наблюдалось непреодолимых препятствий к объединению вокруг правоцентристского кандидата, гарантирующего "партии власти" сохранение status quo. И в этой ситуации кремлевское руководство развернуло пушки на 180 градусов и принялось громить собственные тылы.
Отказ практически от всех принципов политики последних четырех лет, отстаивание которых стоило стране тяжких лишений, явно контрастирует с необычайной бодростью вдруг помолодевшего президента, чья капитуляция исполнена лучащегося оптимизма. Вероятно, именно этот контраст приводит общественность в состояние полного уныния, ибо никакие тяжелые обстоятельства не угнетают так, как зрелище явной неадекватности. С аргументом "Бывает, — примолвил свет-солнышко князь, — неволя заставит пройти через грязь, купаться в ней свиньи лишь могут" общество, скрепя сердце, могло бы еще согласиться, но картина радостного купания губит все.
Союз с региональными начальниками не принесет популярности среди региональных избирателей
Назначая руководителями штаба по выборам президента Сосковца (дела экспортные), Тарпищева (дела импортные) и Лужкова (дела московские), Ельцин обоснованно предполагал, что именно таким образом лучше всего будут продемонстрированы обращенность нового курса к нуждам простого человека и решимость власти нещадно пресекать злоупотребления.
Демонстративность отставки Чубайса, столь же демонстративное приближение местных руководителей, указывавших прежде, что для них закон не писан, а ныне всем своим ликующим видом подтверждающих: "Наша сила, наша воля, наша власть", общая политика прощения недоимок, оставляющая в дураках тех, кто имел глупость соблюдать законы, — все это безотносительно к вопросу о правильности экономических воззрений Чубайса имеет совершенно однозначный смысл для местных руководителей. А именно: исполнение общегосударственных законов необязательно, а тот правительственный чиновник, который слишком упорно будет настаивать на обратном, подвергнется позорному изгнанию.
Таким образом, выходит, что, заявляя о пресечении злоупотреблений, президент создает на местах питательную среду для их цветения. А ведь для рядового избирателя, чей голос, собственно, и решает все, общение с государством в 99% случаев есть общение с властью местной. Парадокс же состоит в том, что недовольство от этого общения избиратель переносит на власть верховную. А потому совершенно непонятно, как президент рассчитывает переконвертировать свои уступки региональной номенклатуре в свою всенародную популярность.
Раздача денег не соберет голосов
Президент взял под личный контроль выплату задолженностей по зарплате. Бесспорно, невыплата заработанных денег — явление предосудительное. Однако пристальное внимание к проблемам невыплат появилось у центральной власти только накануне выборов. Такая циничная прозрачность вполне понятна рядовым гражданам и, скорее всего, вызовет у них столь же циничную реакцию — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Получив задержанные зарплаты, граждане с чистой совестью могут проголосовать за Зюганова или Жириновского, ибо правительство-должник, в связи с приближением выборов временно впавшее в заискивающий тон, вряд ли породит у подданных моральное обязательство, побуждающее голосовать за Ельцина. Откровенная демонстрация испуга редко вызывает сочувствие и признательность. Более вероятный ответ — стремительная эскалация требований.
Куда более грамотным ходом была бы не широко рекламируемая, а, напротив, совершенно молчаливая выплата задолженности. Избиратели, у которых нет других претензий, кроме зарплаты, были бы удовлетворены, а на бессчетных телеэкранах не тиражировался бы образ перетрусившей власти. Другое дело, что нынешний русский избиратель — далеко не homo oeconomicus, и оппозиционный электорат формируется не столько от материальных невзгод (часто преувеличиваемых), сколько от душевного дискомфорта — утраты статуса, утраты чувства стабильности бытия, отвращения к нынешнему облику власти, etc. "Человеку Маркса" выдача денег понравилась бы, "человек Достоевского" деньги тоже возьмет, но после этого его душевный надрыв еще более усугубится. Перевод формулы "деньги — товар — деньги" в формулу "деньги — голоса — деньги" представляется слишком прямолинейным.
Передел наследства важнее выживания
Общим местом в кремлевских речах стало указание на 17 декабря: выборы-де продемонстрировали, что народ изнемог, и необходима перемена стратегии. От чего народ более изнемог — от догматического монетаризма или от гуманной политики отрубания хвоста по частям — вопрос сложный. Еще сложнее вопрос о том, что более способствовало победе коммунистов: объективная непереносимость правительственной политики или субъективная неспособность некоммунистических сил к грамотной предвыборной стратегии. Ссылка на народное изнеможение начинает восприниматься как оправдание неспособности вести политическую борьбу.
Но не менее важным является вопрос об изнеможении политической элиты. Переход к рыночной экономике и открытому обществу представляет собой цепочку кризисов. Если нет воли к их преодолению, вряд ли стоило затевать все мероприятие. Президентские выборы — это один из тяжких кризисов, в ходе которого будет решаться, сохранится ли в России наросшая за четыре года тонкая пленка цивилизации. Происходящая же сейчас кремлевская чехарда свидетельствует, что нынешнюю элиту интересует куда более важный вопрос о новом переделе уже поделенной собственности. Почти что гарантировавший выживание посткоммунистической системы вариант с выдвижением Черномырдина был хорош всем, кроме одного: он не открывал явных перспектив для немедленного нового передела и требовал от новой элиты известной самодисциплины. Поэтому был избран вариант президента Лира, окруженного любящими дочерьми Реганой и Гонерильей. В июньской перспективе он не сулит нынешней элите ничего хорошего, но до тех пор четыре с половиной месяца, и сколько же всего хорошего за это время еще можно переделить.
Отчаяние верноподданных
Говоря о "крысах, бегущих с корабля", т. е. о статусных либералах, отрекшихся от "нового курса", помощник президента Сатаров несколько изменил своему былому интересу к событиям 1916-1917 гг. В те годы бегущими крысами оказывались убежденные монархисты, приходившие в отчаяние при виде того, как придворная камарилья неумолимо пожирает правительство, как монарх губит монархию. Один историк тех печальных дней писал: "Государственные деятели с политическим кругозором, известной долей независимости и респектабельности, рассчитывавшие не только на царские милости, но и на собственные способности, на сознание своей полезности, оказывались не только ненужными, но и раздражали, мешали режиму, полностью замкнувшемуся в самом себе. Государственный подход вытесняется личным, служение — карьеризмом, честность — подлостью, достоинство — угодничеством, ум — хитростью, единая согласованная политика — враждой и конкуренцией отдельных группировок и клик. Конечным итогом этого процесса оказывается самоизоляция верховной власти от своей же собственной среды, происходит полный отрыв от реальной жизни, которая подменяется жизнью иллюзорной, где внешнее принимается за действительное, ложное — за истинное. При такой ситуации на первый план выходят не политики, обладающие способностями и опытом, а ничтожества, спекулирующие на самолюбии монарха. Заколдованный круг все убыстряет свое вращение: чем выше мнение царя о своей правоте и мудрости, тем мельче окружение, подчиняющее свое поведение этому постулату, и, наоборот, чем угодливее это окружение, тем больше убеждается монарх в своей правоте и мудрости". Заметим, что в 1916 году Николай II по крайней мере не стоял перед необходимостью баллотироваться в цари, в 1996-м Борис Ельцин вроде бы баллотируется.
Трагизм ситуации в том, что, с одной стороны, монархия (она же президентура) до определенного момента является необходимым и спасительным институтом, обеспечивающим существование государства, ибо думские краснобаи разгрохали бы Россию в полгода, как то они хотели сделать в 1905 году и сделали в 1917-м. С другой же стороны, рано или поздно наступающее разложение монархии открывает дорогу тем же или еще более опасным демагогам. Такая спасительно-губительная роль российской монархии диктует мучительный русский императив: "Недотерпеть — пропасть, перетерпеть — пропасть".
Недотерпеть — значит встать в позицию безоговорочного отвержения власти в тот момент, когда она, быть может бестолково и неуклюже, еще способна делать дело России, и уподобиться беснованию прогрессивной общественности, травившей всех царей начиная с Александра II. Перетерпеть — значит пропустить тот момент, когда власть в своих способностях к погублению России уже сравнялась с прогрессивной общественностью и на пару с ней раскручивает красное колесо.
Если верноподданный ужас перед суицидом власти есть поведение, достойное лишь крысы, тогда трудно понять, какое же поведение вообще является достойным гражданина России.
МАКСИМ СОКОЛОВ