Премьерой спектакля "Отсветы" на сцене санкт-петербургского Малого драматического театра открылись Французские сезоны в России. Два года назад театр Льва Додина был гвоздем парижского Русского сезона, и по всей вероятности, останется главной приманкой сезона французского.
"Отсветы" — это уже третий вариант спектакля, поставленного известным французским режиссером Жоржем Лаводаном — новым художественным директором Одеона. Первые два были сделаны в Париже и назывались "Les Lumieres" ("Светы"). Русский перевод названия весьма приблизителен, но зато точен по отношению к спектаклю. Происходящее на сцене и впрямь было отсветами более ранних французских постановок. Сохранились замысел, коллажная структура, большая часть текста, музыка и хореография. Изменилось число исполнителей — во французских вариантах их было десять, в русском — шестнадцать. Около трети текста заново родилось в процессе полуторамесячных репетиций, причем, как уверяют авторы спектакля, импровизации основывались на жизненном опыте актеров Малого драматического, на их детских воспоминаниях и студенческих музыкальных этюдах. Драматургия "Отсветов" не просто открыта подобным метаморфозам, но и рассчитана на них. Пьеса, имеющая четырех авторов (Ж.-К. Байи, М. Дейч, Ж.-Ф. Дюрур и сам Ж. Лаводан), представляет собой затейливую цепь ассоциаций, обрывки житейских историй, беглые экскурсы во французскую поэзию и литературу и свободный монтаж пластических аттракционов. Отсветы России окрасили спектакль словами вроде "Нижний Новгород", "Воронеж", "Анна Ивановна" и фрагментами биографий актеров Малого драматического.
На пресс-конференции создатели "Отсветов" долго рассуждали о замысле спектакля, об идее Ноева Ковчега и спасения мира, о том, что останется от этого света, а что можно взять с собой на тот. Склонность Лаводана к многословной метафизике внушила некоторую тревогу, заставив вспомнить фразу Набокова, что словам "умозрительное" и "космическое" всегда грозит потеря одной буквы. Впрочем, уморительное и комическое в "Отсветах" иногда рождалось независимо от красивых и абстрактных идей. Например, когда актеры, ученики Кацмана и Додина, пародировали Бориса Штоколова в духе их знаменитого студенческого спектакля "Ах, эти звезды". Или показывали пластический номер с куклами из капустника питерского театрального института. Или когда во втором акте среди настоящих елочек начали как в рапиде двигаться обнаженные мужчины, живо напомнив некрореалистические эксперименты Евгения Юфита.
На поверку лейтмотив Ноева Ковчега, обещанный Лаводаном, оказался не таким уж страшным. Что хотел бы сохранить каждый человек? Детские воспоминания, чьи-то лица, чьи-то имена, чьи-то объятия и прикосновения, чьи-то поэтические строчки. Шестнадцать актеров образуют некое подобие хора, в котором никому не позволено быть протагонистом. Каждый ценен лишь как фрагмент мозаики, даже если он показывает всему залу свои детские фотографии. Шестнадцать персонажей пребывают в поисках цельности, но цельность, как давно уже уяснило искусство конца двадцатого века, утрачена и невозможна. Остаются только блики, рассеянные отсветы человеческого опыта, что само по себе не так уж и мало.
Замысел спектакля определил его фрагментарную и разрозненную драматическую структуру, отсутствие повествовательности, характеров и психологических мотивировок. В течении трех часов актеры мужественно пытаются выдержать непривычное для них прерывистое сценическое существование, а главное — отсутствие общения. По словам режиссера, ему важна была индивидуальность каждого, его неповторимые тело и лицо, его уникальная пластика. Может быть, во французских вариантах эта самоценность каждого прочитывалась, но в спектакле Малого драматического замечательные актеры выглядят статистами, хотя в очередной раз демонстрируют профессиональную тренированность и неиссякаемую энергетику, которая приносит в несколько утомительный, затянутый и претенциозный спектакль отсветы чего-то живого.
Жорж Лаводан со свойственным ему красноречием определил жанр "Отсветов" как движение от фарса к молитве. Но в программке театра жанр был определен куда более точно — "опыт совместной постановки". Нам показали современный европейский поставангардистский спектакль с разветвленной системой цитат (в финале играется сцена из "Орестеи" Эсхила, явно отсылающая к постановке Петера Штайна), с ассоциативным поэтическим языком, с уважительно-ироническими поклонами в сторону театра абсурда (несколько раз появляется очень натурально сделанный носорог) и грамотной работой хореографа и художника. А актеры МДТ, отважно разыграв это скучноватое французское действо, еще раз продемонстрировали готовность театра Льва Додина преодолеть отечественную клаустрофобию и слиться с Европой в бесконечном опыте совместной постановки.
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ