Девятилетний Дима приехал в Петербург в Институт им. Р. М. Горбачевой с отцом Алексеем Беловым. Мама осталась дома, в Самарской области, потому что у Димы есть годовалая сестренка. Так что на передовой только мужчины. Им есть за что бороться: за саму Димину жизнь. У этого внешне крепкого мальчика предраковое состояние. Именно сейчас, пока синдром не перешел в острый лейкоз, Диме нужна пересадка чужого здорового костного мозга. Но на поиск донора у Беловых денег нет, а государство поиск не оплачивает.
Женщины и мужчины говорят об этом по-разному. Мужчины не задают вопросов вроде "За что нам это?!". Они не перематывают бесконечно пленку воспоминаний, пытаясь найти момент, с которого можно еще было бы все изменить и исправить. Они знают, что если у истории нет сослагательного наклонения, то его нет и у истории болезни. Они немногословны.
Мы говорим с Диминым отцом о том, как все это началось, и Алексей рассказывает:
— В ноябре мы увидели, что он стал какой-то не такой.
Потом узнаю, что "не такой" — это сначала вялость и слабость, потом боли в ногах, потом синяки по всему телу, потом высокая температура.
— Обратились в районную поликлинику,— говорит Алексей,— нам сказали: гемоглобин упал, витаминки попейте...
В этом месте любая мама уже плачет и говорит справедливые слова о квалификации детских врачей в местных поликлиниках. Алексей только на мгновение умолкает, прикрыв глаза, и потом внешне спокойно продолжает:
— Хорошо, что я в Самаре прописан, поэтому мы сумели сделать анализы в областной больнице. И вот такая беда. Диму госпитализировали, так мы с женой лежали там с ним по очереди — то я, то жена,— маленькую дома тоже одну не оставишь. В Москве потом диагноз полностью подтвердили: "миелодиспластический синдром", требуется пересадка чужого здорового костного мозга, а других вариантов нет. Подтвердили, но лечить не взялись.
Мамы тут пересказывают доводы отказавшихся лечить докторов, выражают недоверие этим доводам и предполагают другие мотивы, более, как им кажется, правдоподобные.
Алексей лаконичен:
— Не знаю, почему москвичи не взялись. Могу только догадываться.
Помолчав, кажется безо всякой связи со сказанным, говорит, как в одном из лечебных учреждений в регистратуре на Димку заполняли историю болезни:
— Ну, знаете, первую страницу, фамилия-имя-возраст-география и так далее. Полторы тысячи рублей. Конечно, дал, как иначе.
Было проведено типирование крови у всей семьи. Ни мама, ни папа, ни сестренка в доноры Диме не подошли.
Мы говорим о жизни. Отвечая, почему из Самары Беловы уехали за 120 километров, в деревню, Алексей говорит:
— Трудновато стало. А там все-таки отдельный свой дом, он мне еще от бабушки достался. Большой, старый, пришлось к нему руки приложить. А вот с работой у нас в деревне плохо. Я строитель, раньше по командировкам мотался, неплохо зарабатывал. А теперь вот... Можно сказать, отцом работаю.
— А жена мамой работает?
— Да,— улыбается Алексей,— можно и так сказать. Вообще-то она бухгалтер, есть там у нас заводик один, получала какие-никакие деньги. У нас считается, что для женщины неплохо. Но сейчас она в декрете.
Мамы в таких случаях рассказывают, как с болезнью ребенка рушится налаженный быт и вообще весь мир. С работы обычно приходится уходить — маме точно, а иногда еще и отцу. Сбережения кончаются неожиданно быстро, ссуды, кредиты и займы родни и друзей вяжут по рукам и ногам. Потом и эта ниточка рвется: в долг уже никто не дает. Бесплатная медицина оказывается неподъемно дорогой. Самые простые вещи переходят в разряд непозволительной роскоши. На позиции первой необходимости перемещаются поездки по больницам, лекарства и съемные комнаты.
Мы говорим о Диме, и Алексей перечисляет:
— На первом месте компьютер. На втором — рыбалка, это просто страсть у него. У нас дом прямо на берегу небольшой речки, Чагра называется. Вообще Дима очень активный — рыбалка, грибы-ягоды. То есть он был активный, пока не заболел. И сейчас большой любитель всякой живности — собак, кошек. Не стыдно за него, такой мужичок растет, надежный.
Мы сидим в конференц-зале института на последнем этаже, и Дима внимательно разглядывает с этой высоты огромный город Петербург. Дима тоже по-мужски немногословен и серьезен. Только один раз, когда спрашиваю имя сестренки, он хорошо и долго улыбается:
— Женя...
Мы с Алексеем отсылаем Диму подальше, и все равно, даже вдвоем не говорим о страшном. Хотя оба знаем про Димину болезнь главное. Да, она излечима. Если все пойдет как надо. А если что-то пойдет не как надо, то болезнь смертельна. И оба не можем до конца понять: как это — вот он, Димка, есть, и вдруг его может не быть?
А этого никто и никогда до конца понять не может.