1 июля в возрасте 80 лет ушла из жизни певица, олицетворявшая собой русскую песню. Такую, какой ее любили слушать в России и готовы были слушать на Западе.
В отечественном песенном жанре есть только одна фигура, равновеликая Людмиле Зыкиной,— это Иосиф Кобзон. Они в нашей памяти всегда где-то рядом. Оба — олицетворение советской эпохи, непременные участники партийных концертов с репертуаром, существенную долю которого составляли песни патриотического содержания. Хор, который был непременным атрибутом концертов Кобзона и Зыкиной, представлял собой музыкальный Кремль, великую вокальную стену, защищавшую нас от проникновения заразы извне и не дававшую заглянуть за пределы "советской песни".
И Кобзон, и Зыкина олицетворяли власть и властность. Оба крепкой рукой управляли своими коллективами, командовали ими, как генералы армиями. Не зря они всегда были так близки армии — военачальники не просто любили задушевно-мужественную песню, они чувствовали в обоих руководителях родственные души со вполне командными голосами. И любые зарубежные гастроли их коллективов, конечно, выглядели не только как культурный акт, но и как завуалированная демонстрация советской силы. Но тут-то и обнаруживается главная ценность Людмилы Зыкиной: вместе с ансамблем "Россия" она представляла собой гораздо более конвертируемый продукт, нежели Иосиф Кобзон.
Десять лет назад, накануне своего 70-летия Людмила Зыкина рассказывала в интервью "Коммерсанту" о встрече с Фрэнком Синатрой: "Мы были на гастролях в 1964 году в Бостоне. После его концерта мы с ним и познакомились. У нас, к сожалению, не было переводчика. Пытались объясниться по наитию. Но когда я спела "Ивушку", он сказал: "Какой голос!" Он говорил о совместной записи, но у нас не было времени. К тому же тогда даже знакомство — и то не разрешалось. На официальном языке это называлось "несанкционированные контакты"".
С The Beatles Людмила Зыкина встретилась в 1960-е годы во время гастролей в Чикаго. Что называется, пересеклись гастрольные маршруты. В среде советских битломанов легенда о том, что песня The Beatles "Lucy in the Sky with Diamonds" посвящена Людмиле Зыкиной, конкурировала в популярности с версией, что "Lucy" — это намек на LSD. Сейчас история обросла новыми, порой невероятными вариациями. Поверить в то, что The Beatles пели для Зыкиной русские народные песни, сложно, но факт встречи сомнений не вызывает.
Кто действительно имел возможность по достоинству оценить талант русской певицы, так это британский певец Марк Алмонд. В 2002 году он записывал в России альбом "Heart of Snow", целиком основанный на российском песенном материале. Среди участников были Алла Баянова, Борис Гребенщиков, Сергей Пенкин, Илья Лагутенко, но самое сильное впечатление на него произвела Людмила Зыкина. Узнав о смерти певицы, Марк Алмонд написал на своем сайте: "Ради встречи с легендарной королевой русской песни я в свое время пожертвовал аудиенцией у британской королевы. От нашей встречи осталась запись замечательного дуэта песни "Только раз", в сопровождении ее собственного оркестра. Ее голос дарил такие сильные эмоции, что порой слезы невольно наворачивались на глазах. Она была щедра и добра ко мне. Даже пыталась накормить куриным бульоном, потому что я показался ей худосочным и недокормленным".
"Многие песни Людмилы Георгиевны я хорошо знал, но по-настоящему проникся много лет спустя, когда принимал участие в записи альбома Марка Алмонда в той самой знаменитой студии Людмилы Зыкиной на Фрунзенской набережной,— вспоминает Илья Лагутенко.— Она пригласила нас на концерт в Зал имени Чайковского, где выступала в сопровождении удивительного оркестра. Мощь этого выступления, поклонники, антураж произвели на меня неизгладимое впечатление. Я как будто попал на другую планету. Из Москвы пестро-пушной, с блестками, перенесся в другой мир, в иную Россию, которая оказалась мне гораздо ближе и которую я почувствовал всем сердцем. Узнав недавно о предстоящем юбилейном туре, я планировал посетить концерт с семьей и уверял всех, что это будет намного более впечатляюще, чем концерты заезжих звезд".
Если, скажем, Муслиму Магомаеву Министерство культуры не позволило остаться на год в Париже, чтобы работать в зале "Олимпия", то Людмилу Зыкину отпускали охотно. Вероятно, в представлении советских чиновников она сочетала в своих песнях женский лиризм с почти военной мощью, которая должна была внушать заграничному слушателю как минимум почтение. А Запад приглашал ее, вероятно, потому, что не чувствовал в ее музыке ничего, что было бы сделано специально на экспорт. В отличие от Муслима Магомаева, она не пела зарубежных шлягеров и оперных арий. В отличие от Иосифа Кобзона, прямого, как правда, в ее контральто все же была загадка, которая интриговала самого взыскательного слушателя,— действительно, "другая планета" или, если угодно, "русская душа". Сколько бы ни пропагандировали фольклор советские идеологи, сколько бы ни экспериментировали с ним в новые времена, сколько бы ни ездили этнографы в экспедиции в поисках "настоящей" русской песни, наверное, никто уже не сможет создать ее модель столь же универсальную, понятную где угодно, отшлифованную до идеального блеска.