Проявка с повинной
Проявка с повинной
Московский фестиваль завершился видимым триумфом российского кино, что не должно вводить в патриотическое заблуждение.
Россия воспринимается в киномире как особая территория и не слишком вписывается ни в европейский, ни в какой другой контекст. Как раз в день закрытия ММКФ мы говорили об этом с режиссером Борисом Хлебниковым, и он предположил, что если бы фильм "Бумер" сняли в Англии, то он наверняка стал бы международным хитом. Зато окажись вдруг родиной "Мужчины и женщины" не Франция, а Россия, на эту картину вовсе не обратили бы внимания, поскольку имидж нашей страны не предусматривает жанра европейской love story.
Отчасти по причине этих несоответствий иностранцы, вводимые в состав жюри ММКФ, чувствуют себя словно обязанными отметить именно российские достижения. Давняя традиция давить на жюри, выбивая победу советской картине, ныне обернулась почти пародией: гости готовы добровольно сдаться и признать превосходство нашего кинематографического оружия. И в прошлом году имел шансы победить отечественный фильм "Однажды в провинции", однако помешал российский член жюри (эта информация была обнародована участниками событий, так что тайной уже не является). А именно актриса Ирина Розанова: она проявила бдительность, сочтя, что нарисованный режиссером Катей Шагаловой образ российской провинции, где напиваются до чертиков и до смерти забивают жен, лишен исторического оптимизма. А поскольку тогда не было других российских фильмов в конкурсе, победил самый духоподъемный — иранский.
В этом году мы выставили сразу трех вполне достойных конкурсантов. Все имеют за плечами, в отличие от Кати Шагаловой, международные призы, репутацию и связи, а Карен Шахназаров — так еще и киноконцерн "Мосфильм", гендиректором которого он является. Однако все три картины — "Чудо" Александра Прошкина, "Петя по дороге в Царствие Небесное" Николая Досталя и "Палата N 6" Карена Шахназарова — тоже особенно духоподъемными не назовешь. В крайнем случае их можно провести по ведомству "абстрактного гуманизма" — было когда-то такое пугало. И образ России в этих фильмах тоже не бог весть как вдохновляет: страна-тюрьма, страна-психушка, населенная отморозками-атеистами и вертухаями, а в качестве жертв режима — блаженными и умалишенными. Это впечатление дополняет, в целом не противореча ему, и "Царь" Павла Лунгина, возглавлявшего международное жюри.
Ни один в полной мере не отвечает укрепляющейся в стране клерикально-державной идеологии. Однако "других писателей у нас нет". Или почти нет, поэтому власти приходится иметь дело с этими, так или иначе статусными, заслуженными. К тому же они делают кино более привычное и классическое по форме — даже если в рамках своей эстетики кто-то проявляет радикализм и чрезмерное внимание к "негативу". В общем, за судьбу этих фильмов и этих художников можно быть относительно спокойным.
Тем более симптоматично выглядела репетиция погрома молодого поколения, устроенная на парламентских слушаниях по кино как раз в разгар Московского фестиваля. Конечно, выступление Станислава Говорухина, обрушившего тяжелую артиллерию своего гнева на фильмы "Короткое замыкание", "Бубен, барабан" и другие из программы "Кинотавра", можно рассматривать как глубоко частное мнение убежденного консерватора. Однако не случайно многие СМИ тут же стали разыскивать продюсеров и режиссеров "вредоносных" лент, чтобы получить их покаянные комментарии. Раз прозвучал сигнал, дана отмашка — пора переходить к охоте на ведьм: народ соскучился. Как выразился по ТВ один из руководителей думского комитета по культуре, он на то и существует, чтобы "узаканивать" культурные процессы. Вполне вероятно, что осенью, когда Дума вновь соберется по данной теме, они и узаканят.
Так случилось, что "Кинотавр" в этом году стал витриной молодого кино, явно оформившегося в социально критическую "новую волну" нонконформистов — "рассерженных молодых людей", неравнодушных к гнилости общества и именно таким "неформатным" образом проявляющих свой патриотизм. Они озабочены трагедиями детей в распадающихся семьях, отчуждением и одичанием в мегаполисах, нетерпимостью к инородцам, униженным положением всех, от гастарбайтеров до библиотекарей и даже носителей власти — милиционеров. Разве эти социальные, а по сути экзистенциальные, глубоко человеческие темы не разрабатываются уже давно кинематографистами Запада и Востока, не приносят успех то британской, то датской, то румынской школе кино?
Сегодня, в условиях кризиса, главный вопрос состоит в том, дадут ли нашей "новой волне" свободно излиться или перекроют защитной дамбой. Механизмов для этого предостаточно — от политики госзаказов до режима экономии. Конфликт между старшим и младшим кинематографическими поколениями нагнетается искусственно, в том числе и по линии владения профессией: тут еще всем далеко до совершенства. Очень легко в патриотическом раже получить рецидив советского опыта: госзаказ в любом режиссерском возрасте неэффективен, а те, кто на него ориентируются, либо халтурщики с детства, либо впадают в старческую импотенцию раньше времени.
Тем не менее вопрос поставлен ребром: выживет тот, кто докажет свою полезность власти. Спасение остальных в океане кризиса — дело самих утопающих. И вот здесь молодые могут сильно пожалеть о том, что, лелея свою уникальную непохожесть на остальной мир, они не наладили контактов с европейскими кинопроизводящими структурами и не вписались в систему международных копродукций. А было бы очень даже кстати.