Мемуары знаменитых танцовщиков

Нижинский и Нуреев полагали, что исповедь может помочь человечеству

       Одна за другой в Москве вышли книги, посвященные двум самым знаменитым русским танцовщикам этого века — Вацлаву Нижинскому и Рудольфу Нурееву. В первом случае перед нами подлинный "Дневник Нижинского", во втором можно подозревать мистификацию — роман "Руди Нуриев без макияжа" написан якобы на основании сорока девяти подлинных писем Нуреева австралийскому писателю, лауреату Нобелевской премии Патрику Уайту, попавших в руки автора книги при не очень ясных обстоятельствах.
       
       Знаменитый "Дневник" Вацлава Нижинского, танцовщика дягилевского балета и хореографа двух постановок на музыку Игоря Стравинского, был впервые опубликован по-английски в Лондоне в 1936 году, за четырнадцать лет до смерти автора в сумасшедшем доме. Он вызвал не только большой интерес, но и большой скандал. В пост-викторианской Англии, едва привыкнувшей к скабрезностям Лоуренса и хорошо помнящей скандал вокруг Оскара Уальда, откровения гомосексуального характера, да еще из уст мировой знаменитости, и не могли вызвать иной реакции. Впрочем, книга вышла с купюрами, на первый план были выдвинуты пронзительные по своей трагичности и эмоциональному накалу переживания человека, который писал эти строки в состоянии, уже близком к помешательству. Опубликовала книгу жена Нижинского Ромола. На континенте "Дневник" вышел лишь в 56-м в издательстве Gallimard в переводе с английского на французский. Издательство "Арт" использовало именно этот текст, то есть перед нами обратный перевод с перевода. И это при том, что русско-польский оргинал, прежде недоступный, не так давно вышел во Франции.
       Несмотря на это обстоятельство, книга представляет безусловный интерес — и отнюдь не только для балетоманов и историков искусства. Во-первых, сам текст Нижинского дополнен издательством фрагментами воспоминаний, рисующих его портрет на фоне знаменитых "русских сезонов" Дягилева (впрочем, мемуары, откуда извлечены фрагменты, в большинстве уже напечатаны в России). Но главный интерес, конечно, в самом "Дневнике". Книга, разбитая на три главы, представляет собой сумбурные записки, в которых перемешаны философски-религиозные размышления, переживания человека, осознающего нарастающий недуг, и воспоминания. В воображении Нижинского к тому времени мир был устроен вполне манихейски, причем силы света оказывались заключены в Христе, с которым артист себя беспрерывно сравнивает, силы же мрака олицетворял Сергей Дягилев. К своему писательству Нижинский, если верить его словам, относился как к коммерческому предприятию: "Моя жена сильно нуждается в деньгах". Но тут же он и поправляет себя: "Я пишу для того, чтобы помочь человечеству". Исповедь приоткрывает тайные механизмы артистической психики и артистического эгоцентризма полнее и прямее, чем опосредованные свидетельства, заключенные в ролях или картинах.
       "Исповедь" Нуреева, написанная австралийцем русско-японского происхождения якобы на основании подлинных писем танцора, при всей непохожести на "Дневник" Нижинского имеет с ним и сходство: оба гении балета, оба гомосексуалисты и оба писали на грани смертельной болезни. По степени откровенности описаний гомосексуальных отношений и страстей книга среди переведенных на русский может быть сравнима лишь с текстами Жана Жене, и эта "скандальная" ее сторона, безусловно, привлечет некоторых читателей. Не говоря уж о том, что в многочисленных новеллах, которые и составляют роман, наряду с уличными мальчишками-проститутками, промышляющими в скверах и общественных туалетах, то и дело мелькают силуэты знаменитостей вроде Меркьюри. Между тем это отнюдь не бульварное чтиво. Сам автор считает, как и Нижинский, что его книга способна "помочь человечеству". Во всяком случае, научить людей гуманности и состраданию. Увы, ни одна книга, кроме трудов по естествознанию, человечество до сих пор ничему не научила. Но так или иначе, со страниц романа встает, пусть зыбкий и мерцающий, образ знаменитого танцовщика, гениального эгоцентрика и одиночки, космополита, жившего в гомосексуальном сообществе, покрывающем, как оказывается, весь земной шар.
       "Я хочу всех любить — вот цель моей жизни... Я часть Бога, моя партия — это партия Бога. Я люблю всех". Эти слова из "Дневника" Вацлава Нижинского вполне мог произнести и Нуреев со страниц этого романа. И констатировать, как и Нижинский, что любить "всех" — непосильная ноша для смертного человека, пусть даже и гения. И что это стремление, как правило, оборачивается несчастьем для тех неосторожных, которые берутся конкретизировать абстракцию, воплощая собой этих "всех". Нуреев замечает в романе: "Я умею разбивать чужие жизни лучше, чем танцевать".
       Роман о Нурееве, написанный на Западе, но опубликованный в Москве, — далеко не первая исповедь больного СПИДом. И не первая книга о Нурееве. Но в том-то и дело, что в ней есть еще один план. Это роман об общности людей, любящих и страдающих на нашей ставшей столь тесной планете: недаром Нуреев в романе признается, что его любимый герой — Маленький Принц Экзюпери ("он был так же, как я, космически одинок"). Его судьба, как и судьба его гениального предшественника, свидетельствует скорее о том, что для искусства действительно нет границ, как ни банально это звучит и как ни противоречит реальной судьбе обоих.
       
НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ
       
       Дневник Вацлава Нижинского. Москва. Издательство "Арт" ("Актер. Режиссер. Театр". Серия Ballets Russes), 1995. Юри Мэттью Рюнтю. Руди Нуриев без макияжа. Москва. "Новости", 1995.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...