3 октября, в день столетия со дня рождения Сергея Есенина, во МХАТе на Тверском при большом стечении публики был показан новый спектакль режиссера Татьяны Дорониной — "Версия 'Англетер'" (автор пьесы — А. Яковлев). Обстановка на премьере была торжественной и душевной; в фойе продавалась книга Станислава и Сергея Куняевых "Сергей Есенин" из серии ЖЗЛ, руководитель театра в своем выступлении перед началом представления выразила надежду на то, что теперь зрители "узнают и почувствуют о великом национальном поэте и великом мученике больше, чем знали и чувствовали раньше" ,— до того, как ознакомились со мхатовской "версией".
Версий на самом деле несколько — некоторые из них вполне традиционны, другие достаточно неожиданны и даже экстравагантны.
Версия первая, на которую автора, по всей видимости, натолкнуло название гостиницы: русский поэт Сергей Есенин — это Гамлет, принц датский из пьесы английского драматурга Вильяма Шекспира. Сам герой поначалу на это все время намекает. "Крысы, крысы... — бросает он своим гостям и подносит им флейту — а потом заявляет прямо: я, дескать, Гамлет и есть, а вы все ищете моей смерти".
Впрочем, при всей своей глубокомысленности эта версия носит скорее служебный характер и вводится драматургом лишь для того, чтобы оправдать невразумительные эскапады первой сцены спектакля, могущие изумить неподготовленных и привыкших во всем искать логику зрителей. Оказывается, трезвый, умный и злой Есенин лишь прикидывается пьяным и сумасшедшим, чтобы усыпить бдительность врагов и выведать их тайные замыслы.
Версия вторая, наименее эффектная из всех: Есенин — стойкий и многоопытный диссидент, люто ненавидящий коммунистов и видящий их насквозь. Выходит, что пьяным и сумасшедшим он притворяется не из утилитарных целей, а из чистого артистизма.
Версия третья, неизбежная: Сергей Есенин — Иисус Христос, а вечер в "Англетере" за сутки до убийства (корректнее было бы предпослать в скобках "само-", но эта версия авторами, естественно, отвергается) — Тайная Вечеря. Именно на эту версию должна была бы работать вся структура спектакля — если бы такое понятие оказалось к спектаклю применимо. Зато вовсю работает музыкальное сопровождение (почти целиком состоящее из церковного пения) и некоторые визуальные подсказки, вроде позы распятого, в которой застывает герой уже в финале первого акта. Это, собственно, и есть логический финал — все, что может последовать дальше, будет, в сущности, уже совсем необязательным.
Дальше следует зажигание свечей, чтение стихов, флирт с толстой горничной (Н. Моргунова), попытка любви с декаденствующей женой чекиста (Т. Шалковская), нервное вслушивание в шаги коменданта (В. Ровинский), который упорно и всегда некстати появляется на сцене в гриме Дзержинского, а также проходящие фоном дискуссии на политические темы.
Фон представлен в спектакле подробно, а поскольку о кровавой схватке столиц в борьбе Каменева--Зиновьева--Сталина на театре, во всяком случае, не вспоминали давно, этот политический дивертисмент вызвал немалый интерес собравшихся в тот вечер на Тверском. Все прочее, то есть свечи, флирт и любовь, выглядят достаточно неуклюже, а вырвав у жены чекиста признание "Разве тебя можно не хотеть!", герой (В. Клементьев) и вовсе успокаивается, безраздельно сосредоточив свое внимание на шагах командора и собственных поэтических декламациях.
Стихи произносятся с тем же накалом и в том же регистре, как звучали они некогда у Владимира Высоцкого в давней любимовской постановке — "за этот голос с хрипотцой дрожь сводит, отравленный хлеб-соль мелодий", и так далее. Здесь-то и проступает версия последняя и, конечно, самая главная. Пугачев — это Есенин, Есенин — Высоцкий, а Высоцкий — Тальков, кругом вечная вольница, народная любовь, алкогольный синдром и ненависть к тем, кто прямо или косвенно привел героев к смерти. Именно из этой зрительской ненависти и любви и соткано незамысловатое зрелище доронинского театра. И что бы ни происходило на сцене, зритель увидит именно то, что хотел увидеть и о чем надеется прочесть в книге Куняевых.
Вернуть театру статус трибуны пытались уже многие — а удавалось это пока (правда, лишь в некоторых частных случаях) одной Татьяне Дорониной, раньше общественно значимыми ролями не увлекавшейся. Видимо, лишь она сумела найти ту публику, которая готова взять на себя роль свиты, успешно играющей королей.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА