Россия и Япония — Цусима, Халхин-Гол, "северные территории"... А если по-другому: рост товарооборота, сахалинские проекты, упорядочение межгосударственных отношений? Чтобы узнать, возможно ли такое, я отправился в Японию.
На самом деле все было не совсем так. Раньше меня о будущем российско-японских отношений задумалась Японская экономическая и торговая организация (JETRO). Подумав, она взялась активно формировать общественное мнение в Японии в том направлении, что, мол, не только Цусима. А чтобы ускорить встречный процесс в России, она обратилась к издательскому дому "Коммерсантъ" и попросила прислать одного из своих обозревателей. Так я оказался в Токио.
Теперь я уже вернулся. Но прежде чем приступить к формированию общественного мнения в России, не могу не сказать несколько слов о том, что меня поразило в Японии и японцах.
На 10 дней были запланированы 32 встречи с представителями японских министерств, ассоциаций и фирм. И все они состоялись. Все происходило именно так и тогда, как и когда было задумано. Сначала мне казалось, что мне просто везет. И лишь потом я начал понимать, что отсутствие сбоев — не удача, а норма. Пунктуальность стала чертой японского национального характера, прекрасно, кстати, уживающейся с бережно культивируемой церемонной вежливостью. Именно на отношении ко времени как к ресурсу, принципиально не поддающемуся воспроизводству, и строится хрестоматийное японское трудолюбие. Может быть, поэтому японцы и живут дольше других?
Портрет японского чиновника
Японские традиции централизованного управления вполне могут потягаться с российскими. А потому еще в Москве я поставил перед собой задачу нарисовать портрет японского чиновника (благо портрет российского у меня всегда перед глазами). Действительно, каков он, чиновник страны, в которой еще 350 лет назад появился точный аллегорический образ бюрократа — знаменитый обезьяний триптих: ничего неподобающего не вижу, ничего дурного не слышу и уж во всяком случае ничего лишнего не скажу?
Скажу честно: было большое искушение озаглавить этот раздел "Застава туманов" — именно так называется токийский правительственный квартал. Но такое название больше подошло бы московской Краснопресненской набережной. Японский же чиновник весь на виду. Его работа престижна, он — уважаемая фигура в обществе. Одним словом, напускать туман ему нет нужды. Его менее удачливый российский коллега может оправдываться катаклизмами постсоветского времени и тяжелой долей российского бюджетника (все чиновники — бюджетники, но только по-русски это слово звучит почти как блокадник), однако только этим существующую разницу не объяснишь.
Конечно, есть у японского и российского чиновников общие родимые пятна. Коррупция посещает коридоры не только московских министерств. Но если в Токио и ведется азартная игра, то по-крупному (как, например, в старом деле Lockheed). На мелочь (вроде пресловутых комиссионных, легализовать которые в России призывал Гавриил Попов) японский чиновник точно не клюнет.
И у японских бизнесменов есть зуб на своих чиновников. В частности, последние широко используют хорошо нам известное телефонное право. Скажем, министерство финансов весьма пристально наблюдает за коммерческими банками. На вывоз капитала на сумму свыше $300 тыс. требуется лицензия — это требование закона. Но есть и негласные правила. Например, министерство, мягко говоря, не поддерживает банки, реализующие собственные проекты с российскими партнерами: во-первых, слишком рискованно, во-вторых, есть кое-какие политические соображения. Смельчаки, не внявшие рекомендациям минфина, могут столкнуться с трудностями на японском кредитном рынке.
От социализма к плану Хасимото
Наличие общих черт у японского и российского чиновников наводят на мысль о возможности других аналогий. И действительно, сегодня, оглядываясь назад, японское экономическое чудо в Токио иногда называют иначе — социализмом по-японски, или социализмом корпоративного образца. Налицо была и в значительной мере остается государственная централизация ресурсов на приоритетных направлениях, четкость планирования (начинающегося, правда, с уровня фирм, а значит, не перечеркнувшего экономический интерес). Но важнее другое: в 1995 году произошло существенное замедление темпов экономического роста Японии. "Чудо" кончилось. И выход специалисты усматривают прежде всего в отказе от "социалистических ценностей".
Самые нетерпеливые связывают проведение нового экономического курса с уходом со своего поста нынешнего главы японского кабинета Томиити Мураямы. В Токио одним из возможных его преемников называют вице-премьера и министра внешней торговли и промышленности Рютаро Хасимото.
Фигура этого лидера японских либеральных демократов (в родственных отношениях с партией Жириновского не замечены) имеет самое непосредственное отношение к перспективам российско-японских торгово-экономических связей. Именно Хасимото (кстати, его фамилию можно буквально перевести как "основа моста") выдвинул свой план для России. Этот план предусматривает содействие российскому экспорту в Японию, помощь в структурных преобразованиях и проведении промышленной политики, техническую помощь: программы командирования российских чиновников и бизнесменов за японским опытом, организация соответствующих школ и семинаров.
План уже реализуется, что подтверждает и российское торгпредство в Токио. За январь--сентябрь 1995 года российский экспорт в Японию вырос по сравнению с теми же девятью месяцами 1994 года на 84% (данные российского МВЭС, японская статистика скромнее — рост на 60,8%, но качественный сдвиг подтверждает и она). Отобраны "модельные" госпредприятия в важнейших отраслях российской промышленности: от текстильного производства до производства алюминия и черных металлов, которые на 2 года могут оказаться под крылом японских знатоков промышленной политики. Естественно, активизировался и обмен делегациями.
В Токио возлагают на этот план большие надежды. Однако в среде японских рыночников, особенно в провинции, вдалеке от придворных страстей, отношение к "плану Хасимото" критическое, в нем усматривается карикатура на "план Маршалла", рецидив все того же "японского социализма".
Японский капитал в Россию не спешит
Планы планами, но воплощаться им все же не в Японии, а в России. А значит, их реализация может привести к результатам, отличным от ожидаемых. И потому основной принцип японцев "опоздать — значит проиграть" в данном случае действует со многими оговорками.
Большинство японских бизнесменов, внимательно следя за развитием обстановки в России, считают российские политические, экономические (прежде всего налоговые) и криминальные риски чрезмерными. Они не торопятся в Россию, направляя свою активность прежде всего в Юго-Восточную Азию. Увы, пока даже Вьетнам намного превосходит Россию по японской шкале предпринимательской привлекательности. А когда я спросил у одного бизнесмена, почему же пример, скажем, американских фирм, успешно действующих в условиях повышенных российских рисков, не вдохновляет японских предпринимателей, он ответил: "Американцы и разводятся чаще. А японцы уж если женятся, то навсегда".
Больше всего вредит привлекательности России не неповоротливость Федерального собрания в принятии долгожданных законов, а банальные долги. Российские неплатежи японским поставщикам на начало 1995 года оцениваются в $1 млрд. Создан Токийский клуб кредиторов, но пока это все, что сделано для погашения долгов. Официальная позиция Москвы такова: сначала договорились о реструктуризации долгов с Лондонским клубом, вот-вот схожую схему примет Парижский клуб, а тогда очередь дойдет и до Токийского клуба. Токио такая перспектива мало вдохновляет. Одно дело — крупнейшие банки, и совсем другое — японские фирмы-поставщики, в том числе мелкие и средние, для которых 25-летняя отсрочка платежей с семилетним льготным периодом просто неприемлема.
В этих условиях практически ни один крупный проект, реализуемый японскими фирмами в России, не обходится без кредитов японского государственного Экспортно-импортного банка. Банк же открывает новые кредитные линии только под гарантии российского правительства, которое, опасаясь накопления долгов, за которым следит и Федеральное собрание (лимиты внешних заимствований установлены законом), проводит достаточно жесткий отбор проектов.
Как преодолевать российские риски: know how Mitsui
Мне довелось выступать на семинаре, организованном комитетом по СНГ ассоциации "Кэйдзай доюкай" (ассоциация экономистов-единомышленников). Ее специфика в том, что она объединяет не фирмы, а их руководителей, то есть тех, кто принимает решения в японской экономике. По существу, я отстаивал два тезиса. Во-первых, в экономике России появились точки роста, прежде всего в экспортных отраслях, а значит, Россию можно рассматривать уже как реального, а не потенциального партнера. Во-вторых, в России уже есть, пусть пока ограниченные, возможности реализации масштабных инвестиционных проектов, что подтверждает, в частности, опыт японских фирм. Страсти разгорелись, когда я сослался на фирму Mitsui.
Действительно, чуть ли не все проекты-фавориты, получающие кредитную поддержку, реализуются Mitsui. Пока японские фирмы реализуют в России три крупных инвестиционных проекта: модернизация КамАЗа, реконструкция Ярославского нефтеперерабатывающего завода, конверсия Санкт-Петербургского завода "Импульс". Общая сумма предоставленных Эксимбанком кредитов — $400 млн. В двух проектах участвует Mitsui, на нее приходится $250 млн кредитов.
Аппетиты Mitsui этим не ограничиваются. Москва совсем недавно предложила Эксимбанку профинансировать еще три проекта: модернизации предприятий "Москвич", "Ижмаш" и "Супершина". Общая кредитная заявка составляет $269 млн, и все три проекта берет на себя Mitsui. Что дает Москве надежду эти кредиты получить?
В свое время японское правительство пообещало Советскому Союзу (на излете эры Горбачева) гуманитарную помощь на $500 млн. Сумма до сих пор не востребована. Москва заявляет, что в гуманитарной помощи не нуждается, особенно при том, что условия предоставления кредитов куда ближе к коммерческим, чем к гуманитарным критериям, и предлагает переориентировать эту сумму на инвестиционные кредиты. "Проекты Mitsui" как раз и составляют наполнение этого инвестиционного поворота. Токио, со своей стороны, признает, что название замороженной кредитной линии неудачно, но пытается отстоять приоритеты их направления на развитие инфраструктуры, в том числе и социальной, Дальнего Востока. Московские предложения — это тот компромисс, с которым японцы ,скорее всего, согласятся, а в выигрыше окажется прежде всего все та же компания Mitsui.
Mitsui ищет — и небезуспешно — и такие варианты, в которых присутствует страховка от российских рисков, но нет головной боли от получения гарантий российского правительства. Им найдена достойная замена. "ЛУКойл" и, конечно же, Mitsui придумали и легализовали немудреную схему. "ЛУКойл" на $700 млн закупает через Mitsui любое необходимое ему оборудование. Расплата же строится так: "ЛУКойл" продает нефть американской компании Shevron, выручка поступает на счет Tokyo Trust Bank, но не в Токио, а в Нью-Йорке. Средствами с этого счета "ЛУКойл" сможет воспользоваться не раньше, чем расплатится с Mitsui. Японское правительство выделило под сделку необходимое страхование. Создан важный прецедент привлечения инвестиционных кредитов без увеличения внешней задолженности. Цена — отказ от обязательных продаж 50% валютной выручки на российском рынке и легализация счетов в зарубежных банках.
Скорее всего, этот канал может использоваться и в других проектах. Правда, представители российского правительства уже дали понять, что проект "ЛУКойл"/Mitsui — последний в ряду тех, для которых были сделаны валютные послабления. Но когда в беседе с Юдзюру Касио, старшим советником по вопросам СНГ компании Mitsui, был затронут этот деликатный момент, он лишь лукаво усмехнулся. Г-н Касио, недавний генеральный представитель Mitsui в России, уверен: в Москве исключения всегда были и будут.
Таковы факты. Хотя официальная версия Mitsui неоригинальна — "мы предлагаем проекты, от которых невозможно отказаться", — ясно, что едва ли не решающий компонент успеха компании в России — знание коридоров власти. Неслучайно именно Mitsui — единственная японская компания, входившая в число основателей Консультативного совета по иностранным инвестициям при российском правительстве.
Но когда я ссылался на опыт Mitsui, в ответ звучало: российское правительство вместо создания благоприятного инвестиционного климата для всех поддерживает "любимчиков". Эту точку зрения особо горячо отстаивал Кенсако Кумабе, возможно, будущий представитель японского Эксимбанка в Москве. Парадокс в том, что кредиты Mitsui в конце концов предоставляет именно его банк. Но г-на Кумабе можно понять: на Эксимбанк выплескивают свое недовольство конкуренты Mitsui. Тем не менее альтернатива прозрачна, как слеза: или сегодня использовать возможности для успешного бизнеса в России, и тогда нужно перенимать агрессивный стиль Mitsui, дающий в России совсем неплохие результаты, или, уступив ей инициативу, продолжать пассивно ждать.
Вид на Сахалин с Японских островов
Перспективы российско-японских экономических, да и политических, связей во многом зависят от сахалинских проектов, а они, в свою очередь, ждут легализации в России production sharing. 3 октября Совет федерации, отклонив закон "О соглашениях о разделе продукции", еще ниже уронил в глазах японцев и без того невысокую инвестиционную репутацию России. Правда, на встрече с американским вице-президентом Альбертом Гором Виктор Черномырдин заверил, что Москва сделает все, чтобы закон вступил в силу еще до парламентских выборов. И действительно, 6 декабря Дума приняла закон в редакции, предложенной согласительной комиссией. Так что, если Совет федерации и президент будут действовать в спринтерском темпе, обещание Виктора Черномырдина может сбыться.
С 3 октября до 6 декабря закон разительно изменился. Сторонники усиления административной защиты российских интересов использовали цейтнот (17 декабря приближается неумолимо) с мастерством игрока в блиц. Когда я говорил об их устремлениях в Токио, мои собеседники энтузиазма не проявляли. Особенно не порадовала их идея Юрия Болдырева о введении в закон некоего норматива привлечения российских производителей к реализации проектов, существенно видоизменяющего механизм проведения соответствующих конкурсов. И тем не менее терпения инвесторам наверняка хватит и на то, чтобы переварить закон, каким бы он ни вышел из-под пера Бориса Ельцина.
Японцы терпеливо ждут и будут ждать даже в том случае, если российская законодательная машина в очередной раз начнет буксовать. И в SODECO (участник проекта Сахалин I) и в Mitsui, и в Mitsubishi (Сахалин II) меня заверили, что приступов чемоданной лихорадки не испытывают: следующий контрольный срок в ожидании закона — майское открытие сезона работ на Сахалине.
Ниигата: ностальгия по СССР
В Ниигату, японский город, от которого до России рукой подать, я ехал, памятуя о том, что коль скоро в Москве и в Хабаровске на Японию смотрят совсем по-разному, то и в позициях Токио и Ниигаты должны быть различия. Так и было. Если в Токио отношение к России характеризуется сдержанным и в большинстве случаев платоническим интересом, то Ниигата с тоской вспоминает советские времена. Я пробыл там всего день и за этот день услышал больше воспоминаний об СССР, чем за неделю в Токио. Региональное сотрудничество, по крайней мере на примере Ниигаты, пока находится в загоне. Причина все та же — российские неплатежи. Аккуратисты-японцы никак не смирятся с тем, что контракт и его реализация — вещи разные, но не меньше их удивляет, например, почему во Владивостоке из японских контейнеров, которых, по российским же оценкам, не хватает для перевозки грузов, строят гаражи.
На меня же наибольшее впечатление произвела "бриллиантовая история", поведанная Рютаро Оомори, президентом Тюо-банка и председателем Общества по строительству Русской деревни в Ниигате. Стоимость построенной деревни — 5 млрд иен, с японской точностью подсчитано, что проект окупится в 2007 году, в частности, за счет продажи в Русской деревне российских ювелирных изделий. От Леонида Бочина, председателя Роскомдрагмета, было получено добро на покупку российских бриллиантов, продавцом должна была стать российская фирма "Смарагд", которая запросила предоплату в $1 млн. Деньги под соответствующий контракт были переведены, а дальше, с мая 1994 года, — тишина. Не исключено, что рядом с Русской деревней, построенной японцами, появилась еще одна "пирамида", возведенная уже российскими умельцами.
Но и у регионального сотрудничества есть вполне реальные перспективы. Идет работа над четырьмя проектами: торговые порты Ванино и Советская гавань, Алексеево-Никольское угольное месторождение, угольные шахты на Сахалине и порт Зарубино. Последний имеет самое непосредственное отношение к известному туманганскому проекту. Предполагается построить незамерзающий порт, через который выход к морю получат северо-восточные провинции Китая. Сначала эта идея не находила поддержки в Приморском крае: в Зарубино не без оснований видели конкурента Находке. Однако положение меняется: в придании нового мощного импульса развитию торговли в регионе, где сходятся границы России, Китая и КНДР, заинтересованы все.
Но пока это лишь прогноз — формула, изобилующая неизвестными. И все равно для оптимизма есть предпосылки. Некоторые из них я попытался изложить. Если же кто-то сочтет, что их недостаточно, остается испытанный способ — обращение к классике. Японский поэт Мацуо Басе сказал: "Даже для таких, как мы, видно, настает весна". И был прав.