Премьера балет
В Opera de Paris состоялась премьера "Онегина" — знаменитого балета Джона Крэнко, впервые увидевшего свет еще в 1965 году. Из серии премьерных спектаклей один оказался уникальным — тот, на котором этуаль Манюэль Легри официально прощался со сценой. Как парижане провожают на пенсию своих звезд, увидела ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
"Онегина" во всем мире обожают уже 44 года. Любая влиятельная труппа мечтает заполучить этот спектакль. Только что Большой театр с немалым разочарованием сообщил, что ему это не удалось: фонд Джона Крэнко, ведающий наследием покойного балетмейстера, заломил непомерную цену. Парижская опера оказалась удачливее — ее майскую афишу украсила серия премьерных представлений знаменитого балета.
Особых художественных достоинств — оригинального или глубокого прочтения романа, хореографических прозрений или своеобразного сценографического решения — в "Онегине" нет. 44 года назад Джон Крэнко поставил классическую мелодраму, ориентируясь не на пушкинский роман, а скорее на либретто Модеста Чайковского к одноименной опере его брата. Впрочем, музыку оперы хореограф не использовал: партитуру для его трехактного балета составил Курт Штольц из доброго десятка других произведений Чайковского. Художник Юрген Розе сотворил пейзажи сельской России в духе передвижников, а петербургские интерьеры — в салонном стиле французской Второй империи.
Для русского глаза балет этот полон курьезов. Подружки сестер Лариных танцуют с обходительными дворовыми мужиками нечто среднее между болгарским танцем и камаринской; бодрая няня выплясывает мазурку на деревенском балу вместе с господами; генерал Гремин влюбляется в Татьяну еще в сельской глуши, а Онегин оказывается заурядным снобом: за Ольгой он принимается ухлестывать от злости, что столичный генерал не уделил ему должного внимания. Но все эти частности, равно как и простодушные мизансцены, венцом которых становится дуэль на бутафорских пистолетах, меркнут перед замечательной хореографией "Онегина". В балете толково и увлекательно поставлены кордебалетные танцы, придуманы психологически точные монологи и с полдюжины превосходных, разнообразных и очень сложных любовных дуэтов. За возможность всласть потанцевать и вдоволь напереживаться и обожают "Онегина" балетные люди. Так что неудивительно, что из всех афишных спектаклей именно его, впервые вошедшего в репертуар Парижской оперы, выбрал для официального прощания со сценой Манюэль Легри — последняя этуаль эпохи Рудольфа Нуреева.
За 28 лет своей карьеры Манюэль Легри — невысокий, ладно скроенный танцовщик с внешностью отнюдь не героической и даже не романтической — исполнил больше семи десятков партий в балетах лучших хореографов мира, став кумиром парижан и живым воплощением великих традиций труппы. Но с выходом на пенсию в Парижской опере строго: женщины покидают труппу в 40 лет, мужчины — в 45, несмотря ни на какие достижения и заслуги. Но провожают их красиво — специально разработанный ритуал носит название "официального прощания со сценой". Начинаются проводы зрелищем, которое обычно проходит раз в году в начале сезона: 15-минутным парадным дефиле, во время которого все балетное братство Парижской оперы, от маленьких "крысят" (как испокон веков называют учеников школы) до этуалей, строевыми шеренгами мерно марширует из закулисных глубин театра на авансцену. На сей раз последним вышел будущий пенсионер — и переполненный зал взорвался аплодисментами.
Свой прощальный спектакль 45-летний Онегин танцевал превосходно — такой профессиональной формы наши артисты не имеют и в 35. Легкий, подтянутый, изящный, он словно не замечал сложностей партии, выпутываясь из хореографических хитросплетений с идеальной чистотой; с юношеской лихостью вздымал партнершу Клермари Оста на верхние поддержки, а в его двойных турах в воздухе лишь опытный наблюдатель смог бы разглядеть возрастные изменения — недостаток высоты прыжка, тщательно замаскированный стремительностью поворотов.
В актерском плане огрехи были заметнее: российскую скуку, одолевавшую в деревне Онегина, Манюэль Легри сыграть не сумел: одетый в траурный черный камзол, он полтора акта был погружен в такую напыщенную отрешенность, будто похоронил не осточертевшего дядю, а любимую мать. Импульсивный деятельный француз почувствовал себя в своей тарелке, лишь когда пришла пора соблазнять женщин (Татьяну в сцене ее сна и Ольгу на балу) или самому сгорать от страсти. Финальное объяснение героев, в котором диапазон эмоций Онегина колеблется от самоуничижения до агрессии, Манюэль Легри провел с такой драматической силой, что зал взревел от восторга.
Стоячая овация длилась 23 минуты. Из зала летели десятки букетов. Пенсионер кланялся. Один. С партнершей. Со всей труппой. Занавес опускался и поднимался вновь. Зрители не желали уходить. Манюэль Легри мужественно улыбался и смаргивал слезы. Ритуал явно давал сбой. В конце концов, на сцене оказались все, кто был за кулисами: педагоги, балетмейстеры, все пятнадцать нынешних этуалей и с десяток звезд-пенсионеров. Целовались, обнимались, будто народу в зале уже не было.
А когда основная часть публики действительно покинула театр, в золотом великолепии Большого фойе труппа Парижской оперы и привилегированные зрители пили шампанское и говорили речи. Министр культуры с чувством припомнила все перипетии карьеры артиста, будто прослужила с ним все эти годы бок о бок, и повесила ему на шею очередной орден. Артистический директор труппы Брижит Лефевр утешила собравшихся, сообщив, что это далеко не последнее выступление Легри: хотя в будущем сезоне он станет худруком балета Венской оперы, в Париже все равно будет танцевать — уже по договору. Сам же Манюэль Легри, которого многие считали преемником госпожи Лефевр, добравшись до микрофона, вспомнил всех своих партнерш, учителей, артистических директоров и директрису балетной школы Клод Бесси, которая однажды поставила ему двойку. Российским звездам в школе двойки обычно не ставят. Но уходят они на пенсию так, что и вспомнить не о чем.