фестиваль / классика
В минувший уикенд в Национальной филармонии прошел III украинско-американский музыкальный фестиваль, в рамках которого солисты-эмигранты отыграли два концерта, программа которых состояла из произведений Сергея Прокофьева, Себастьяна Баха и Петра Чайковского. Разобраться, почему именно этих композиторов назначили проиллюстрировать сложные взаимоотношения между Украиной и США, тщетно пыталась ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Собственно, привязка темы нынешнего фестиваля к его контенту — седьмая вода на киселе. В течение двух вечеров пианист Владимир Винницкий, виолончелистка Наталья Хома и дирижер Аркадий Лейтуш — бывшие украинцы и россиянин, теперь живущие в Штатах,— играли произведения Петра Чайковского, Сергея Прокофьева и Себастьяна Баха. Чайковского и Прокофьева взяли, вероятно, из тех соображений, что они в свое время гастролировали в США, а "Чакона" Баха--Бузони попала в программу благодаря переоркестровке еще одного знаменитого эмигранта — Натана Рахлина. Однако узкий круг европейских классических шедевров все-таки разбавили одной пьесой американского композитора Хэмпсона Сислера "Большой взрыв" в аранжировке Аркадия Лейтуша для симфонического оркестра.
В итоге пострадавшим оказался Петр Ильич Чайковский, которому и был посвящен концерт-открытие фестиваля. В первом отделении Владимир Винницкий, Наталья Хома и Галина Горностай (концертмейстер вторых скрипок Национального симфонического оркестра, играющая иногда в составе американских ансамблей) исполнили трио "Памяти великого художника". Почти часовое произведение памяти Николая Рубинштейна показалось еще более длинным из-за несогласованности участников ансамбля. Каждый играл в своем привычном амплуа: пианист был нежен и слегка неряшлив, виолончелистка — строга и технична, а скрипачка — напряжена и сосредоточенна. Чуткая исполнительница партии второй скрипки в трио не смогла вжиться в роль солистки и вместо яркости образа углубилась в точность игры. Увы, беды Чайковского на этом не закончились. Его популярнейший Фортепианный концерт си-бемоль минор был исполнен весьма формально, на грани иллюстрирования текста. Господин Винницкий, игравший его уже не раз, не потрудился освежить в моторной памяти запутанные пассажи и все время словно спешил от них поскорей отделаться, отбрасывая прочь виртуозные "хвосты".
Национальному симфоническому оркестру и его дирижеру Владимиру Сиренко подпортила звучание неловкость флейт и гобоев. Несложные флейтовые соло, обуздать которые под силу даже консерваторским студентам, почему-то пели дряхлым голосом, сжимавшимся к концу каждого сольного эпизода в фальшивый хрип. Гобой тщательно маскировал свой бархатистый тон, будто притворяясь записью со старинной пластинки. И лишь соло валторн, чья группа после технического переоснащения преобразилась буквально до неузнаваемости, звучало благородно, тягуче и точно. Можно предположить, что сам Чайковский, приписывавший тембру медных духовых зловеще-роковую образность, послушав в этот вечер свои сочинения, непременно переоркестровал бы все партитуры заново.