— Вон шале Михаила Прохорова.
— Где?
— Прямо под нами. Видишь, вся крыша в спутниковых антеннах? 1600 квадратных метров. Пять этажей, включая подземные. На нижнем уровне — картодром.
— Прохоров в подвале раскатывает на машинах?! Они что, электрические?
— Бензиновые. Хотя Прохоров после ареста вообще в Куршаке не появлялся. Его, кстати, упрашивают сдать дом в аренду. Желающих будет много. Типа, "я тут снимал у Миши Прохорова шале"...
С балкона шале Charmelly, где я стою со знакомым, открывается отличный вид на Альпы: такой же, что из окон дома, принадлежащего самому богатому человеку России. Мы в Куршевеле-1850 — самой известной и дорогой из четырех деревушек-станций, объединенных общим именем. Арендовать Charmelly в разгар сезона стоит 80 тысяч евро в неделю. Пять спален, бассейн, хамам и отличный дизайн в стиле Жака Гарсиа. Мне говорят, что еще 15 лет назад бизнеса по аренде таких шале в Куршевеле и Мерибеле не было. У богатых французских семей водились, конечно, в Альпах дома, там они проводили пару недель в году, и все. Однако потом здесь появился англичанин Пол, который предложил не просто сдавать пустующую собственность, а вместе с дворецким, поваром, шофером, сочетая, таким образом, приватность с гостиничным сервисом.
— Пол — это вклад британской цивилизации в Куршевель,— говорит мой знакомый.— Не считая, конечно, толпы британских студентов, напивающихся после лыж в стельку. Кстати, ты знаешь, что русских в Куршевеле и Мерибеле всего лишь 5 процентов? Но мы на третьем месте после французов и англичан.
— А каков вклад русской цивилизации в Куршевель?-- спрашиваю я.
— Русская цивилизация познакомила мир с особенностями национальной охоты на олигархов. Сейчас олигархи кончились, остались экскурсии по "местам боевой славы".
У них была богатая эпоха
В конце апреля в Трех Долинах катаются лишь до обеда: снег к полудню превращается в кашу, которую французы называют супом, и по супу носятся лишь поздно проснувшиеся англичане, порой в одних семейных трусах. Зрелище еще то. После катания я пристаю с вопросами ко всем, кто попадается на пути: к продавщицам в лыжном магазине Lacroix, где в особом кейсе, как Ленин во гробе, выставлен на обозрение набор лыж Courchevel с бриллиантами по цене 50 тысяч евро; к милейшей главе местного турофиса Аделин; к управляющему отелем Les Airelles (того самого, где некогда хор казаков пел для Романа Абрамовича "Хава нагилу") месье Арриги. Вопросов, собственно, только два. Первый: изменилось ли что в Куршевеле после кризиса? Второй: изменились ли в Куршевеле после кризиса русские?
Ответы схожи. Нет, туристов не стало меньше вообще и русских в частности, свободных мест почти не было. Но кое-что изменилось. Скажем, в этом году русские брали в ресторане бутылку вина за 100 евро, а не за тысячу, как раньше. А в бутиках просили скидку и уходили, если им отказывали, и уж в любом случае не оставляли продавцам чаевых. "А продавцам разве положены чаевые?"-- удивленно спрашиваю я продавщиц, из которых примерно половина русских. "Ну, те, кто работал раньше, говорили, что чаевые давали, а одежду не примеряли вообще — сразу покупали. Кстати, раньше на распродажах в бутиках скидывали максимум 30 процентов. А в этом, посмотрите, всюду 50 процентов"...
Глянцевая историография, описывающая русский Куршевель как место, открытое лет 10 назад миллиардером и горнолыжником Владимиром Потаниным для семейного отдыха, а затем ставшее зимним нерестилищем российских богачей, а потом Меккой вообще всей русской тусовки, обычно опускает тот факт, что Куршевель на пике славы превратился из горнолыжной станции в охотничий заказник. В нем такие, как Прохоров, Дерипаска или Потанин, были загнанной в долину меж гор дичью, а все остальные — охотниками. Девушки охотились — за олигархами, бизнесмены — за контрактами, юристы — за клиентами, тусовка — за зрелищем, а деньги — за деньгами громадными. Забронированный номер в отеле был, по сути, охотничьим билетом.
Эта охота имела мало отношения к тому, что представлял собой Куршевель как горнолыжный курорт, а он представлял собой выдающуюся инфраструктуру, в которой скоростные подъемники связывали в единую сеть сразу три долины и 600 километров отличнейших трасс, а отели и шале строились так, чтобы можно было прыгать с крыльца на склон прямо на лыжах. К услугам новичков были сотни инструкторов, лыжные школы и лыжные детские сады, при этом учебные горки, порой длиной в километр, работали совершенно бесплатно. Вот это и было в Куршевеле основным, а уж все остальное — и рестораны, и отели, и спа — лишь дополнением, десертом.
Но увидеть это означало начать сравнивать Куршевель как минимум с Красной Поляной. А русский человек за границу едет не для того, чтобы понять или перенять чужую жизнь, но чтобы показать себя и проследить за ответной реакцией: в этом, кстати, и причина нынешней нашей обиды на весь мир.
Так что русский Куршевель кончился в 2007-м, когда французская полиция задержала там 26 русских бизнесменов и Прохоров в гневе пообещал туда не возвращаться, оставив пустовать свежепостроенное шале как забвенью брошенный дворец, а вслед за Прохоровым Куршевель покинула и прочая дичь.
Русский Куршевель 2009-го — без орущих на все Альпы концертов под открытым небом и бесконечных фейерверков, без ужинов на десятки тысяч евро в мишленовском ресторане Chabichou — это поминки по прежнему Куршевелю или, поскольку гламур смерть отрицает, after-party.
Средний русский куршевельский класс
— Если мерить в категориях качества, то в русском Куршевеле в этом году изменилось все. Если в категориях количества — то не изменилось ничего,— говорит мой приятель.— То есть русских в январе было так же много, а хочешь знать, почему? Потому что выкупали места за полгода вперед: они же не верили, что нефть подешевеет. И перли сюда, как стадо к пересохшему водопою. На русское Рождество тут, дорогой мой, торчали одни тюменские нефтяники, которые так и не поняли, на фиг они приехали.
Вечером мы идем ужинать в крутой ресторан. В дегустационном меню ценой 78 евро длинные, как романы Дюма, названия блюд снабжены переводом. Например, под Le poulet de fermier au risotto avec sause Saint-Augur et les truffes noire значится: "Курица с рисом". Заказ приносят, и я отдаю должное мастерству перевода: это действительно курица с рисом уровня заводской столовой, хотя не сразу понимаю, что подгоревшие шкварки — это убитые поваром трюфели.
Я в изумлении смотрю на приятеля, потому что во Франции такого быть не может, но приятель хохочет:
— Нет, милый. Ты хотел русский Куршевель? Получи! Что здесь изменил кризис, спрашиваешь? Да у нас со времен Пушкина не меняется ни-че-го! Мы все так же ленивы и нелюбопытны, и не желаем учить языки и знать, как живут другие народы, а когда садимся за чужой стол, требуем сосисок и куру с рисом. И только не возражай, что не все русские одинаковы! Те, кто научился ценить тонкую кухню, те бочком-бочком, но отсюда съехали. Кто побогаче — в Мерибель, кто победнее — в Менюир. Хочешь, дам адресок — сдается шале со спальней, кухней, гостиной и сауной за 350 евро в неделю прямо на склоне? Втрое дешевле, чем в твоих Сорочанах! А есть еще Межев, Шамони, Валь д'Изер, есть Австрия, Германия, Италия, Испания — в мире, знаешь, много чего есть, если не сбиваться в кучу и не устраивать изо всего мира маленькую Россию...
Конец сезона
На следующий день мне уезжать, и со мной вместе уезжал, похоже, весь Куршевель. Горничные накрывают мебель пленкой, в спа-центре сливают воду из джакузи. У инструкторов последний рабочий день. Куршевель закрывается до зимы, и буквальностью закрытия я слегка ошарашен. Я спрашиваю, что же работает летом.
— Летом Куршевель — это стройка,— следует ответ.— А теперь сезон закрыт!
В русский Куршевель мне не вернуться, потому что больше нет русского Куршевеля, а есть четыре французские альпийские станции на любой вкус и кошелек, где горы общие на всех, и это такие прекрасные горы, что когда мчишь с вершины вниз, то от перепада давления закладывает уши. А с другой стороны, вернуться придется, потому что "русский Куршевель" — это ведь не место, а состояние души.