// ПОТЕРЯ
В Москве на 76-м году жизни скончался поэт Всеволод Некрасов. Два года назад ему вручили премию Андрея Белого с формулировкой "За особые заслуги перед русской литературой", несколько казенной, но позволившей избежать патетических определений вроде "голос эпохи". Этот голос был как бы и негромок: минималистская поэзия на грани немоты, сведенная подчас к односложным предлогам, частицам и междометиям, становящимся в тавтологических строках самостоятельными и осмысленными частями речи, за живым, естественным течением которой следует автор. Иногда некрасовский стих, визуальный, изысканно графичный, с палиндромами и анаграммами, вообще, кажется, рассчитан на восприятие глазом, а не слухом. Один из последних сборников поэта так и назывался — "Живу вижу". Возможно, сказывалась дружба с художниками. В конце 1950-х он вошел в "Лианозовскую группу" Евгения Кропивницкого, где общение с Оскаром Рабиным дало ему не меньше, чем с Генрихом Сапгиром, Игорем Холиным и Яном Сатуновским. Позже сблизился с концептуалистами, Олегом Васильевым и Эриком Булатовым, в живописи которого стихи Всеволода Некрасова обрели монументальную форму улетающих в заоблачные дали шрифтовых конструкций. До начала перестройки этот приглушенный "голос эпохи" не выходил за пределы андеграунда, там- и самиздата. Однако всегда звучал совершенно четко в том, что касается гражданской позиции: знаменитое "Свобода есть / Свобода есть / Свобода есть / Свобода есть / Свобода есть / Свобода есть / Свобода есть свобода" было написано в 1964 году. Свое место в русской поэзии Всеволод Некрасов определял скромно, но также четко: "Какой / я Пушкин // я кто / Некрасов // не тот Некрасов / и еще раз не тот // не хвастаюсь я / а хочу сказать // с вас / и такого хватит".