В Доме кино состоялась московская премьера проекта "Берлин — симфония большого города". Вопреки названию, проект связывает целых три больших города современной Европы: Берлин, Москву и Париж. Дирижер Марк Андреас возглавил сводный оркестр, составленный из молодых музыкантов этих городов, чтобы проаккомпанировать показу классического немого фильма режиссера Вальтера Руттмана. Берлинское представление состоялось в конце августа, парижское ожидается 15 сентября. Московский показ был приурочен к празднованию Дня города.
Дух захватывало, когда поезд, влекомый мощным локомотивом, подлетал к Берлину. Первые пять минут фильма Вальтера Руттмана "Берлин — симфония большого города" (1927) посвящены колесам, поршням, рельсам, пролетающим светофорам, стрелкам, мостам и шлагбаумам. Ни машиниста, ни пассажиров в этом эпизоде нет: поезд ведет режиссер, в поезде едет зритель. Перед экраном расположен оркестр, и свет от ламп, подсвечивающих ноты на пультах, слегка заливает изображение. Монтажные склейки и ритм движения в кадре служат для дирижера второй партитурой. Музыка слушается экрана и вместе с тем звучит сама по себе, не сливаясь с фильмом. От полотна, по которому летит паровоз, веет великой немотой.
Вальтер Руттман начал свою кинокарьеру как авангардист, компоновавший абстрактные ленты по принципам "симфонического монтажа", закончил как деятель культпросветкино Третьего рейха. В чем-то его биография напоминает биографию Дзиги Вертова, чей "Киноглаз" и стал образцом для создания симфонии Берлина. Однако в отличие от Вертова, поэта и ярого конструктора новой зрительной реальности, Руттман предпочитал быть объективным созерцателем. Выступая за "новую вещность", он последовательно охранял свои образы от малейшей угрозы их идеологического или культурного истолкования. Идею мастера камерной драмы сценариста Карла Майера, столь же простую, сколь и просторную для фантазии — снять и симфонически смонтировать обычные городские будни с рассвета до полуночи — он осуществил с поистине зоологической дотошностью. Люди и машины, предметы и животные проживают свой берлинский день до невозможности одинаково, а симфония монтажа превращает Берлин в просто большой город, которому уже не нужно и названия.
Следующие фильмы Руттмана были звуковыми — режиссер увлекся новыми возможностями кино до такой степени, что одну из картин оставил вовсе без изображения. Но в "Берлине" необходимой частью показа мыслилось сопровождение оркестра. В 1927 году партитуру написал Эдмун Майзель, композитор, известный также как автор музыки к немецкой премьере "Броненосца 'Потемкина'". Его имя и сейчас значится в титрах фильма Руттмана, но музыка, которая прозвучала на этот раз в Доме кино, вся новая. Ее создал молодой композитор и дирижер Марк Андреас. Он — специалист по оркестровым сопровождениям к классическим немым фильмам, и "Броненосец 'Потемкин'" на его счету тоже уже есть. Музыка маэстро Андреаса вряд ли объективно очень хороша, зато следует хорошим образцам. Увертюра, звучащая до начала демонстрации, выдержана в приятном мюзик-холльном духе, все остальное больше всего напоминает о Пауле Хиндемите — тоже стороннике "новой вещности" и ровеснике кино (в этом году отмечается его 100-летие). Прибытие поезда, снятое с точки зрения прибывающих, и кадры пустого утреннего города вдохновили Марка Андреаса на создание эффектной динамичной токкаты и лирического интермеццо. Но насколько удалась композитору и дирижеру первая часть фильма, настолько же бесповоротно он спасовал перед последней, где упустил отличную возможность воплотить в звуках разножанровое вечернее берлинское веселье, столь невозмутимо запечатленное Вальтером Руттманом. Что же до оркестра, то он, несмотря на молодость участников, возможно, справился бы и с настоящей симфонией — если бы автор музыки решился написать ее, повинуясь замыслу фильма.
ПЕТР Ъ-ПОСПЕЛОВ