Эдинбургский фестиваль, разделившись на две составляющие — основную программу и Fringe, — значительно облегчил собственное существование. Предоставив поле чистому эксперименту "маргинального" театра, фестиваль позволил себе в основной программе ограничиться кругом хорошо известных имен. И даже если это авангард — то уже очень знаменитый и дорогой. К его числу относится и новая опера Джона Адамса в постановке Питера Селларса "Я смотрел на потолок и увидел небо" ("I was looking at the ceiling and then I saw the sky"), европейская премьера которой состоялась в Эдинбурге.
Известные пристрастием к политическому театру композитор и режиссер центром нового своего спектакля сделали, однако, не политическое событие, а природное явление — землетрясение. Но это мало что меняет. Обстоятельства места здесь едва ли не важнее образа действия: Лос-Анджелес — "самый американский" и самый этнически пестрый город Соединенных Штатов — подарил Адамсу, Селларсу и автору либретто — негритянской писательнице и борцу за права меньшинств Джун Джордан — повод поведать о том, как живут в их стране негры, белые, желтые, полицейские, журналисты, адвокаты, одинокие матери и главари мафиозных групп. Впрочем, авторы настаивают на том, что их опера — совсем не политический памфлет, а развернутая история любви, новая и бесконечная West Side Story.
Жизни нескольких молодых пар переплетены друг с другом так крепко и так причудливо, что самим героям в этом уже не разобраться — нужна встряска, вмешательство потусторонней силы. Каковой и оказывается лос-анджелесское землетрясение.
Нетрудно заметить, что, призвав на помощь столь мощного союзника, авторы значительно упростили собственную задачу: когда в пробоине потолка появляется небо, трудно придраться к отсутствию в поступках героев абсолютной психологической достоверности. И почему, собственно, не может вдруг оказаться, что белокурая журналистка влюблена не в статного красавца-полицейского, с которым живет, а в малорослого, но речистого адвоката-вьетнамца, который ее домогается? А полицейский — в черного мафиози, арестованного за кражу двух бутылок пива? А сам мафиози — неизвестно в кого, но явно не в свою подругу, политическую беженку из Сальвадора?
Впрочем, опера изначально предполагает изрядную долю условности. Проблема в другом — многие никак не хотят согласиться с тем, что Адамс и Селларс создали именно оперу. Предлагается несколько других определений — от расплывчатого "почти мюзикл" до экзотического "история в песнях".
Спектакль действительно выстроен как цепь почти концертных номеров числом 22. А музыка стилизована под американский поп. Однако отказать "Потолку-небу" в звании оперы — значит отказать самой опере в праве со временем меняться, а оперным певцам — в том, чтобы быть молодыми, подтянутыми, отлично натренированными людьми (все актеры, занятые в спектакле, не старше 32 лет, и у всех за плечами богатый бродвейский опыт).
Что было бы очень обидно.
"Я смотрел на потолок..." — конечно же, опера, причем иногда по-оперному растянутая и дидактичная. Кажется, авторы дали друг другу торжественную клятву: не поставить точку до тех пор, пока не выскажутся по всем пунктам кодекса политкорректности — в поддержку социальных, национальных и сексуальных меньшинств. Не будь композитор, режиссер и их исполнители профессионалами столь высокого класса, это должно было бы кончиться скверно. Получилось хорошо: занимательно и несколько экзотично — как экзотичны для европейца надводное и подводное царства русского мира, экспортированные в Эдинбург Мариинским театром. Кстати, британские рецензенты уже отметили, что, вновь пригласив в гости Kirov Opera, директор фестиваля Брайан Макмастер тем самым включил ее в достаточно узкий и очень престижный "эдинбургский круг".
В своих интервью режиссер Питер Селларс очень много говорил о том, что хочет вернуть опере ее природный демократизм. Композитор формулирует свои задачи скромнее: Джон Адамс мыслит категориями не мирового, а американского театра: "Нельзя быть американцем, не размышляя всерьез о роли музыкального театра в нашей культуре. Мой 'Никсон в Китае' — великая опера, но в то же время это и музыкальная комедия. Две же идеальные модели, на мой взгляд, — это 'Вестсайдская история' и 'Порги и Бесс'".
Американский театр занял на фестивале почетное, но несколько обособленное место. Легкость, с которой заокеанские коллеги расправляются со всеми мировыми проблемами, европейцам пока не близка. Театры Германии и Великобритании предложили свой, более основательный взгляд на мир — что и придало фестивальной программе устойчивое и комфортное равновесие.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА