Имя Марии Васильевой оказалось незаслуженно забыто на родине. Возможно, это объясняется тем, что до последнего времени в отечественных собраниях не было ни одной ее работы. Между тем без этой колоритной фигуры невозможно представить ни первые опыты кубизма, ни русскую художественную колонию Парижа начала века. Недавно большим полотном Васильевой "Карусель" пополнилась коллекция Столичного банка сбережений.
Если кубизм был изобретением французов, то первая женщина-кубистка все-таки была русской. Казалось бы, все имена мастеров русского авангарда названы, расставлены по ранжиру и сенсационных открытий уже не предвидится. И тем не менее: Мария Ивановна Васильева. Родилась в 1884 году в Смоленске, училась в Петербурге, после первой русской революции оказалась в Париже. Посещала "Академию Матисса", Под влиянием Пикассо и Брака, бывших ее близкими друзьями, увлеклась кубизмом в самый момент зарождения нового течения европейского авангарда. Показывала свои кубистические работы на устроенных Малевичем и Татлиным выставках "0,10" в Петрограде и "Магазин" в Москве. Сотрудничала с "королем моды" Полем Пуаре, делала костюмы и декорации для Шведского балета. В конце 1920-х годов ее персональные выставки прошли в Лондоне и Риме; участвовала во Всемирной выставке 1937 года в Париже. Тихо скончалась в доме для престарелых в 1957 году.
Несмотря на то что устроители выставки "Москва--Париж" не забыли включить Марию Васильеву в число экспонентов, в России ее знают гораздо меньше, чем во Франции. Вероятно, потому, что с 1907 года она окончательно поселилась в Париже и бывала на родине лишь наездами. Но ведь именно она в 1909 году основала в Париже "Свободную академию" (известную также как "Русская академия" и "Академия Васильевой"), в которой читали лекции Фернан Леже и будущий нарком Анатолий Луначарский. В 1914 году сестрой милосердия сопровождала полевой госпиталь французского Красного Креста, а в годы войны превратила свою мастерскую на авеню Мэн, 21 в столовую для друзей — художников, музыкантов, танцоров. В знаменитую столовую, где на стенах висели картины Шагала и Модильяни, рисунки Леже и Пикассо, а за шестьдесят пять сантимов давали обед из четырех блюд, приходили Брак и Леже, Модильяни и Диего Ривера, Илья Эренбург и Жан Кокто.
Мария Васильева, водившая знакомство с Лениным и Троцким, Матиссом и Таможенником Руссо, Максом Жакобом и Эриком Сати, была живой легендой Монпарнаса. "Я вложил мой гений в мою жизнь", — могла бы повторить вслед за Оскаром Уайльдом эта странная женщина. Живи она сегодня, ее наверняка бы окрестили Великой Тусовщицей. Ведь без нескладной, мужеподобной русской Vassilieff, обладавшей малопривлекательной внешностью, не обходилось ни одно мало-мальски интересное событие богемного Парижа.
Критик Андре Сальмон, написавший вступительную статью к скромному каталогу ее выставки в 1969 году, заметил, что в Васильевой его поражал резкий контраст между манерой поведения и внутренним миром. Шумная и энергичная на людях, она была совсем иной в своем творчестве. За внешней эпатажностью скрывался по существу очень одинокий человек, чья бросающаяся в глаза экстравагантность не предполагала любви к искусству Возрождения, прекрасного знания истории живописи и литературы.
О творчестве Марии Васильевой написано совсем мало. Но ее роль в становлении и развитии кубизма несомненна. По единодушному мнению критиков, произведения художницы должны занять место рядом с работами младших кубистов — Андре Лота, Альбера Глеза и Жана Метценже. Неслучайно устроители персональной выставки Марии Васильевой в парижской галерее Юпель назвали экспозицию "Непризнанный художник-кубист". О ней наконец-то вспомнили: в 1980 году работы Васильевой уже экспонировались на выставке "Париж--Москва", и барон Тиссен-Борнемисс приобрел один из ее лучших холстов для своей коллекции русского авангарда. С опозданием, но Мария Васильева "добралась" и до Москвы.
Остается только поздравить Столичный банк сбережений со столь интересным приобретением. После нескольких лет поисков и не всегда верных шагов собирательская политика СБС наконец определилась: формировать коллекцию русской живописи конца XIX — начала ХХ века, представляя возможно более полную картину русской художественной жизни. С этой точки зрения последняя покупка — несомненная удача кураторов, решивших не ограничиваться лишь широко известными публике именами. Теперь банку не остается иного выхода, кроме как помочь публикации редких материалов из архива художницы. Особенно ее мемуаров под притягательным названием "Богема Парижа".
НАТАЛИЯ Ъ-СЕМЕНОВА