Ни года без кризисов и потрясений. Это, пожалуй, наиболее общая характеристика России 90-х. Экономические потрясения и политические кризисы, впрочем, не являются в современном мире чем-то из ряда вон выходящим — за стремительный прогресс технотронной эры человечеству приходится платить нестабильностью. Поэтому кризис межбанковского кредитного рынка, потрясший Москву на прошлой неделе, должен рассматриваться как неизбежная плата за экономическую либерализацию. Проблема, однако, состоит в том, что большинство московских банков, впервые столкнувшись с финансовым кризисом, оказались к нему психологически неготовыми.
Эта инфантильность выразилась прежде всего в том, что главными факторами рыночного выживания они сразу же определили правительство и Центральный банк. В определенной степени подобная оценка роли финансовых властей в современной экономике справедлива. Однако практические выводы, сделанные на ее основе, говорят о том, что национальный бизнес пока еще не способен взять на себя ответственность за экономическую судьбу страны. Главный акцент в ходе переговоров с представителями правительства и Центрального банка лидеры банковского сообщества делали на конкретных мерах поддержки, которые государство должно было оказать столкнувшимся с кризисом ликвидности банкам. В то же время любой разговор о государственной поддержке в странах с более длительной историей конкурентной экономики исходил бы из принципа локализации дестабилизирующих последствий кризиса при сохранении основы любой рыночной экономической системы: ответственности субъектов рынка за неудачную стратегию и тактику своих менеджеров. Даже если принять звучавшую на прошлой неделе цифру примерно в сто банков, в той или иной степени испытавших финансовые затруднения, то ни численно (в стране реально действуют около двух с половиной тысяч банков), ни по своей структуре (пожалуй, впечатляют среди них только такие названия, как "Национальный кредит" или Межрегионбанк) этот список даже в случае своего превращения в мартиролог жертв свободной конкуренции не способен потрясти до основания финансовую систему страны. Тем не менее похоже, что Ассоциация российских банков, не признавая этого открыто, исходит все же из того, что банкротств вообще не должно быть.
Проводившиеся аналогии между нынешним банковским кризисом в России и банковским кризисом начала века в США довольно спорны. Действительно, разразившийся в 1907 году кризис имел много схожих черт с тем, что мы наблюдаем сейчас в России. Более того, этот эпизод американской истории демонстрирует возможные последствия подобного кризиса в том случае, если его масштабы не будут ограничены: паника среди вкладчиков, кризис наличности и цепь банкротств. Конечно, трудно представить, чтобы наличность продавалась российскими банками с наценкой, равно как другие, уже чисто американские реалии. Однако определенные резоны проводить такого рода сравнения на первый взгляд все же есть.
На самом деле в своей основе кризис 1907-1913 годов в США существенно отличается от нынешнего российского. Завершившийся созданием Федеральной резервной системы кризис начала века знаменовал собой завершение периода "дикого" развития банковской системы в США и усиление государственного регулирования финансовой сферы. Собственно, именно серьезная поддержка, оказанная банкам американским правительством, и помогла банковской системе страны выйти из кризиса. В России ситуация принципиально иная: здесь речь идет не об усилении государственного регулирования, а, наоборот, о либерализации экономики. Однако эмансипация национального бизнеса пока оказывается делом трудным. В том числе и психологически.
Вероятно, правильнее было бы говорить о более глобальной проблеме — перестройке менеджмента в условиях постепенной стабилизации экономики. Кризис, охвативший на прошедшей неделе межбанковский кредитный рынок, стал первым по-настоящему серьезным предупреждением капитанам национальной экономики о наступлении новой экономической реальности, принципиально отличной от всего, к чему они привыкли за последние годы. Точнее, от того, на чем собственно они и выросли из первых, еще советской регистрации, кооперативов и центров НТТМ: высокой инфляции, значительных объемов финансовых ресурсов, потоком направляемых Центральным банком в национальную экономику, и постоянно растущего курса доллара. Разумеется, в этих условиях довлел чисто спекулятивный стереотип поведения на рынке, характеризуемый ориентацией на высокие прибыли и чрезвычайно быстрый оборот капитала. Ужесточение финансовой политики правительства, инициированная Минфином кампания проверки целевого использования бюджетных средств, деятельность руководимой вице-премьером Сергеем Шахраем правительственной комиссии по обеспечению "северного завоза" и работа другой правительственной комиссии — по неплатежам — во главе с первыми вице-премьерами Олегом Сосковцом и Анатолием Чубайсом, ужесточение Центральным банком резервных требований и, наконец, установление коридора колебаний валютного курса доллара — все указывало на то, что привычная экономическая среда вот-вот станет достоянием прошлого.
Фактически это означало изменение всей системы координат в экономике и требовало глубокой перестройки работы компаний и банков. Разумеется, чтобы осознать необходимость пересмотреть принципы собственного бизнеса, требуется время. Хотя неожиданной такую смену ориентиров — вместо чисто спекулятивных ожиданий сверхприбылей к искусству извлекать прибыль из любой детали бизнеса — назвать сейчас нельзя. Во-первых, простой квалифицированный анализ макроэкономической ситуации и экономической политики финансовых властей мог уже весной подсказать соответствующим корпоративным службам, в каком направлении развивается экономика. Последовательные меры, нацеленные на укрепление курса рубля и подавление конъюнктуры на всех финансовых рынках, конкурирующих с рынком государственных ценных бумаг, которые обеспечивают покрытие бюджетного дефицита, сигнализировало о необходимости искать новые способы зарабатывать деньги, кроме простых игр на обменных курсах. Во-вторых, совместное заявление правительства и Центрального банка об экономической политике в 1994 году давало ясное представление о том, какие усилия в области экономики предпримут российские власти, домогаясь резервного кредита от Международного валютного фонда. Жесткий помесячный мониторинг выполнения совместного заявления, результаты которого обуславливали предоставление очередных траншей кредита, на фоне общего охлаждения отношений России с международными финансовыми организациями гарантировал более серьезное выполнение этого заявления российским правительством по сравнению с прежними годами. В-третьих, неоднократные заявления ведущих российских экономистов (в первую очередь, помощника президента по экономики Александра Лившица) о грядущем "кризисе нормализации" в экономике и, соответственно, бизнесе говорили о неизбежности пересмотра бизнес-стратегий, реорганизации в компаниях и банках, наконец, изменении самой психологии работы на соответствуюих рынках. Имеющий уши — да услышит.
Как показали события прошедших недель, многие не услышали. И по-прежнему строят стратегию, исходя из двух взаимосвязанных посылок: в конце лета — начале осени неизбежен новый инфляционный подъем, вместе с которым взлетит и курс доллара. Традиция, однако, оказалась преходящей. В июле темпы инфляции упали до 5,4 процента, а в августе, вопреки ожиданиям, снизились еще больше, достигнув 5 процентов. В результате — финансовый кризис, вызванный, прежде всего, неспособностью (и нежеланием) руководства целого ряда банков гибко реагировать на изменения макроэкономических условий.
Справедливо ли в этих условиях предъявлять обвинения правительству и Центральному банку, возлагая на них основную меру ответственности за события последних дней? Действительно, кризис рынка МБК во многом стал следствием успеха усилий правительства, направленных на достижение экономической стабилизации. Теперь финансовые власти России должны сделать вывод о том, что сохранение нынешней тенденции поставит правительство перед дилеммой: или логичное продолжение нынешнего курса, означающее необходимость пройти до конца весь путь к международно признанным стандартам инфляции, — или смягчение финансовой политики. В первом случае, как сейчас уже становится очевидным, неизбежны банкротства и потрясения на всех рынках. Что, в принципе, является закономерным процессом концентрации капитала (в том числе и банковского) и повышения его общей эффективности и конкурентоспособности. Однако очевидна и обоснованность сомнений, уже высказанных рядом экономистов: а вполне ли правительство осознает, где проходит та грань, за которой финансовая стабилизация более напоминает кладбищенский покой? Тем паче, что политическая ситуация в стране по мере приближения к этой невидимой грани будет все очевиднее удаляться от стабильности. Видимо именно эти соображения, ввиду приближающихся выборов, и диктуют правительству меры реагирования. Около 2 трлн рублей, направленных на прошедшей неделе Центральным банком на приобретение валюты и государственных ценных бумаг у коммерческих банков, похоже, сняли проблему нехватки ликвидных средств на их счетах. Следует отметить, что этот шаг — суть крупнейший выброс на финансовый рынок рублевой массы за последние месяцы. Однако при этом финансовые власти продемонстрировали решимость следовать фундаментальным принципам своей экономической политики, заложенным в законе о бюджете, — неинфляционному финансированию бюджетного дефицита. Объявленное 24 августа продление прежних параметров валютного коридора до 31 декабря свидетельствует о сохранении проводившегося до сих пор курса на целенаправленное ухудшение конъюнктуры валютного рынка как потенциального конкурента рынка государственных ценных бумаг. Проблема, однако, теперь состоит в том, что, как показывают события прошедшей недели, существовать этот рынок может только в условиях сохранения его государственной финансовой подпитки. Для чего государству требуются весьма значительные ресурсы.
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ