В воскресенье, 13 августа, возвращаясь с джаз-фестиваля "Черное море-95", легендарный американский оркестр Каунта Бейси дал один концерт в Москве. Несмотря на то что выступление оркестра в столице было под вопросом и о рекламной подготовке не могло быть и речи, публика почти целиком заполнила вместительный зал Театра оперетты.
Ровно 60 лет назад Уильям (Каунт) Бейси (1904-1984), пианист, органист и композитор, объединил два коллектива, которыми был знаменит Канзас-сити, и буквально за год добился признания и у публики, и в среде профессионалов — достаточно сказать, что первый продюсер джаза Джон Хэммонд и "король свинга" Бенни Гудмен отправились в Канзас на следующий день после того, как услышали оркестр Бейси по радио.
Именно в оркестре Бейси был доведен до совершенства принцип свинга, то есть сочетания метрономически точного темпа с упругой ритмической пульсацией, у Бейси солист-импровизатор получил наибольшую свободу действия, а аккомпанирующий состав зазвучал так, как если бы это была одна гитара. Наконец, любую мелодию аранжировщики Бейси могли превратить в негритянский блюз.
Принцип Бейси, в отличие от импрессионистских роскошеств Дюка Эллингтона, — максимум выразительности при минимуме нот; Бейси-пианист с годами вообще свел все свои импровизации к одному, так сказать, знаку препинания — точке. Если Эллингтон в своих композиторских опытах был больше европейцем, чем американцем, то Бейси, напротив, развивал только то, что шло от негритянских корней джаза. Импровизации его саксофонистов Лестера Янга и Хершела Эванса дали толчок развитию соответственно изысканно-концертного кула и прямодушно-танцевального ритм-энд-блюза. Новинка 30-х — электрогитара — впервые появилась в записях гитариста из оркестра Бейси Эдди Дэрема. Бейси и сам нередко обращался к поп-музыке — от Джеймса Бонда до "Битлз"; у него начинал в 50-е годы продюсер Майкла Джексона Квинси Джоунс. И вместе с тем именно у Бейси стал регулярно появляться инструмент с сугубо академической репутацией — флейта, на которой играл саксофонист Фрэнк Уэсс.
После смерти Каунта Бейси в 1984 году его оркестром недолго руководил трубач Тэд Джоунс, потом еще один ветеран — саксофонист Фрэнк Фостер. Буквально за месяц до российских гастролей его сменил Гровер Митчел (в 60-е годы лидер группы тромбонов). Строго говоря, к нам приехал уже не тот прославленный оркестр, что вошел в историю джаза и поп-музыки, а так называемая "репертуарная компания" (repertory company) — так в США называют музыкальные коллективы, которые с музейной достоверностью сохраняют или воссоздают звучание джазовой классики. Двадцать лет назад одна такая "компания" у нас выступала; в ее программе было найдено остроумное решение: сольные импровизации Луи Армстронга воспроизводили в унисон сразу трое трубачей, в том числе, кстати, один из оркестра Бейси.
Что же касается новоиспеченного руководителя Count Basie Orchestra, то, похоже, Гровер Митчел сознательно избегает сравнений со ставшими классическими образцами. Хотя концерт в основном строился на репертуаре 50-60-х годов, из первой десятки своих хитов этого времени оркестр имени Каунта Бейси (по-русски, наверное, так было бы лучше всего) в Москве почти ничего не показал: не было ни позывных — "Свинга из блюза", ни "Блестящих чулок", ни "Танцев в Вудсайде", ни битлзовского номера "Do You Want to Know a Secret?", сломавшего лед в отношениях джаза и рока. Симптоматично, что из классики 30-х годов прозвучал только "Джамп в час ночи", с тех пор вошедший в репертуар любого джаз-оркестра. Зато из сделанного уже после смерти Бейси Фрэнком Фостером выбрано то, что напоминает об атмосфере "эры свинга" (например, "Колыбельная" Гершвина в умопомрачительном темпе с громогласным (!) соло барабанщика Дэйвида Гибсона) и вошедших в легенду оркестровых "битвах" 30-х годов, когда оркестры, аккомпанировавшие танцевальным марафонам по очереди, старались "переиграть" друг друга. В составе оркестра имени Каунта Бейси сейчас пятеро оркестрантов, начинавших под руководством самого маэстро, двое из этой пятерки — саксофонисты Кеннет Хинг и Дэнни Тернер — активно импровизируют. Но ни они, ни более молодые участники оркестра не воспроизводят хрестоматийные импровизации в точности, стремясь все же руководствоваться духом, а не буквой джазовых законов.
Первое отделение прошло несколько вяло: казалось, музыканты не могут к чему-то приноровиться — то ли к акустике, то ли к московской публике. Быть может, они никак не могли оправиться от российских контрастов — пустого зала в космополитическом Сочи и неожиданно переполненного в провинциальном Краснодаре. Певец Крис Меррел еле дотянул положенные два номера, солисты все время делали пассы в сторону звукорежиссерского пульта, седые поклонники аплодировали легенде, а не тем, кто был на сцене.
Но во втором отделении, возможно, почувствовав радушие и энтузиазм аудитории, музыканты преобразились. Они словно перестали стесняться своего амплуа реставраторов и смогли высказаться от своего собственного имени. И сразу же стало ясно, что молодой пианист Джордж Колдуэлл, не по возрасту бойкий контрабасист Кливленд Итон и тромбонист Роберт Трауэрс украсили бы своими артистичными импровизациями любой коллектив современного джаза. Первая джазовая аранжировка, доказавшая, что танцевальный биг-бэнд может быть тихим и прохладным — "Cute" Нила Хефти, — буквально сразила своей подлинностью, и даже певец Меррел сорвал бурю аплодисментов, идеально перевоплотившись из лирика наподобие Мела Торме в образ "заводного" Джо Уильямса.
В качестве запланированного биса прозвучала классика 50-х — "Апрель в Париже". Чувству ностальгии не было предела, так что надежды оправдались. Жаль вот только, что особенно больших надежд никто на эти гастроли не возлагал: ведь ни до железного занавеса, ни после ни один классик джаза (за исключением оркестра Тэда Джоунса-Мел Луиса в 1972 году) не приезжал к нам, еще не ставши классиком.
ДМИТРИЙ Ъ-УХОВ