Говорят, что повторение трагедии — это фарс. Вообще-то нет. Во всяком случае, если речь идет о разорении, которое неизбежно наступает после экономического бума. Банкротства всегда трагичны — и больше всего для тех, кто находится внизу, для самых бедных. Но прежний горький опыт не научил нас ничему. Например, тому, что бум необходимо контролировать. Тут трудно сказать что-нибудь, кроме "тот, кто забывает историю, обречен ее повторить". Хотя вообще-то вам даже не нужно читать книги по истории. Достаточно прочесть книги Диккенса.
Викторианскую Англию можно без колебаний назвать самым свободно-рыночным обществом всех времен. И это общество прекрасно развивалось — со всеми своими долговыми тюрьмами и работными домами. Это развитие было настолько динамичным, что в романе "Крошка Доррит" Чарльз Диккенс не находит другого слова, чтобы описать успешное развитие этого общества, кроме слова "эпидемия".
Это слово возникает в тексте, когда главный герой романа Артур Кленнэм и комический персонаж по имени Панкс обсуждают охватившую всю Англию лихорадку банковских спекуляций. "Помещение капиталов,— говорит мистер Панкс,— это дело верное... Я этим вопросом занимался. Я делал расчеты. Я разобрался во всем. Дело верное..." "В эту минуту,— продолжает Диккенс,— мистер Панкс уже представлял опасность для окружающих как переносчик заразы. Ведь таким способом и распространяются подобные болезни; так, незаметно, и возникает эпидемия... Такие болезни сходны с некоторыми телесными недугами; людской порок способствует их зарождению, людское невежество дает им разрастись в эпидемию, жертвами которой становятся люди, чуждые и пороку, и невежеству".
Недавний бум доткомов даже больше похож на эпидемию, чем деятельность мистера Мердла, в предприятия которого инвестировал свои сбережения мистер Панкс. Похожа на нее деятельность Enron. И раздутый пузырь рынка деривативов. Вообще, глава романа под названием "Эпидемия растет" кажется подробным описанием недавней финансовой и политической истории.
Вот Панкс убеждает благоразумного Артура Кленнэма последовать его примеру. "Почему вся нажива должна доставаться разным хапугам, плутам и мошенникам? — вопрошает он.— Вступайте в игру и выигрывайте!" "А что, если я вступлю и проиграю?" — говорит Артур. "Не может этого быть, сэр,— возражает Панкс.— Я все подробно изучил. Имя, с которым везде считаются, неограниченные возможности, колоссальный капитал, твердое положение, высокие связи, поддержка в правительстве. Нет, не может быть". "Подобные симптомы,— комментирует Диккенс,— в дни, когда свирепствует эпидемия, обычно служат признаком начала болезни". (Интересно, кто сегодня помнит о том, что уважаемые профессионалы недавно уверяли, что индекс Dow Jones уже никогда не опустится ниже 10 000 пунктов?)
Диккенс продолжает развивать свою всеобъемлющую метафору: доверчивые бедняки типа Панкса просто-напросто больны. И это "больные", пытающиеся найти "излечение" в самом названии своей болезни. Они восторженно передают друг другу слухи о мистере Мердле. Например, "будто мистер Мердл хотел купить все правительство, да рассчитал, что невыгодно: мне, говорит, больших прибылей не надо, но в убыток, говорит, я тоже покупать не могу — так и сказал". Для нас это звучит вполне адекватным описанием рейгано-тэтчеровских времен — тогда бизнес было принято возвеличивать до небес, а государство, наоборот, нужно было презирать, поскольку как бизнес оно оказалось неэффективным.
Подлинный наследник Рейгана, Джордж W Буш сделал управление государством бизнесом вполне прибыльным. Он, например, организовал для дружественной корпорации Halliburton симпатичную и, главное, полезную войну. Но, надо сказать, его предшественники работали по той же схеме, одалживая разным правительствам огромные суммы исключительно для того, чтобы они закупались американским оружием. Впрочем, все так называемые развитые нации занимались тем же самым. В Италии Берлускони свел различие между коммерцией и государством к нулю — продается все. "Нравственный недуг не менее прилипчив, нежели недуг телесный; что зараза этого рода распространяется с пагубной быстротой чумы; эпидемия, раз вспыхнув, захватывает всех без разбора, поражает самых здоровых людей и развивается в самых неожиданных местах — все это мы знаем на опыте так же твердо, как то, что человеку нужно дышать, чтобы жить",— пишет Диккенс.
Тем временем Панкс продолжает заклинать Артура: "Старайтесь разбогатеть, сэр! Старайтесь разбогатеть, насколько это возможно честным путем. Это ваш долг, сэр. Не ради себя, ради других". Именно так в свете экономических моделей, предполагающих, что эгоизм — единственная подлинная человеческая мотивация, жадность оказывается благом. Но такой "великодушно-эгоистичный" персонаж, как Панкс,— это плод воображения Диккенса. Он может существовать только на бумаге.
На идее движущей силы эгоизма базировалась вся идеология неоконсерватизма с его возвеличиванием жадности. При этом она игнорировала очевидный психологический факт: разум отнюдь не является основным стимулом человеческого поведения. По правде говоря, он чаще всего вообще никаким стимулом не является. Люди бывают жадными. Но быть разумно-жадными у них не получается почти никогда.
Диккенс это прекрасно понимал. И также он понимал, что культура, считающая рынок местом, где все начинается и все заканчивается, культура обреченная. Мистер Мердл обречен. И как только он положит конец своему существованию, взрезав себе вены в похожей на саркофаг ванне, по городу начнут ползти слухи: "Говорили, что этот человек возник из ничего; никто не мог объяснить, откуда и как он пришел к своей славе; он был, в сущности говоря, грубый невежда; он никому не смотрел прямо в глаза; совершенно непонятно, почему он пользовался доверием стольких людей; своего капитала у него не было никогда, предприятия его представляли собою чистейшие авантюры, а расходы были баснословны. Тысячи людей всех званий и профессий будут разорены вследствие его банкротства; старикам, никогда не знавшим нужды, придется оплакивать свое легковерие в работном доме за неимением другого пристанища; будущее множества женщин и детей окажется загубленным. Всякий, кто поклонялся ему, сотворив из денег кумир, поймет, что лучше уж было просто поклоняться дьяволу. Эти слухи росли и множились, находя подтверждение в каждом новом выпуске вечерних газет; голоса, их подхватывавшие, звучали все громче и к ночи слились в такой оглушительный рев, что казалось, забравшись на галерею, опоясывающую купол собора Святого Павла, можно услышать, как воздух звенит от проклятий, сочетаемых с тысячекратно повторенным именем Мердл".
 "Я работал над этой книгой в течение двух лет, отдавая ей много времени и труда. И если ее достоинства и недостатки не говорят сами за себя при чтении, значит моя работа пошла впустую. Если бы я решился отстаивать право на существование столь экстравагантного персонажа, как мистер Мердл, я бы намекнул, что он был задуман после эпопеи с железнодорожными акциями*, в пору деятельности некоего Ирландского банка и еще одного-двух столь же почтенных учреждений**. Если бы мне понадобились смягчающие обстоятельства для фантастического утверждения, будто дурной замысел иногда прикидывается замыслом добрым и сугубо благочестивым, я сослался бы на ту любопытную случайность, что это утверждение, выраженное в крайней форме на страницах данной книги, совпало по времени с публичным допросом директоров Королевского британского банка***. Но я готов, если потребуется, подчиниться заочному приговору по всем этим пунктам и признать мнение авторитетов, что ничего подобного никогда не имело места в нашей стране". Из "Предисловия автора". "Крошка Доррит" (1855-1857) * В 50-е годы XIX века в Англии прошла серия процессов, связанных с разоблачением многочисленных дутых акционерных предприятий. В числе обвиняемых, представших перед судом, были члены правления Бирмингемской и Шрюсберийской железных дорог, нажившиеся на фиктивных акциях. ** Ирландский банк графства Типперэри был основан Джоном Сэдлером. Он был членом парламента и помощником лорда-казначея, а также имел репутацию финансового гуру. Когда его банк рухнул, оказалось, что никакого изначального капитала там никогда не было и что все предприятие — чистейшей воды афера. Банк графства Типперэри оставил о себе немыслимую по тем временам сумму долга в £400 000. Чтобы избежать суда и сопутствующего ему унижения, Джон Сэдлер покончил с собой. *** Директора — основатели Королевского британского банка были осуждены в 1856 году, когда банк внезапно объявил о своей неплатежеспособности, что повлекло за собой серию банкротств и разорений. |
Все цитаты приведены в переводе Елены Калашниковой