Премьера балет
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялась премьера балета "Неаполь" датского классика XIX века Августа Бурнонвиля. У спектакля, поставленного датчанином Франком Андерсеном и его тремя ассистентками, в России аналогов нет, полагает ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
"Неаполь" — один из старейших балетов, дошедших до наших дней. В Дании его сценическая жизнь за 167 лет не прерывалась ни разу. Дольше и благополучнее прожила лишь "Сильфида", поставленная тем же Августом Бурнонвилем по образцу одноименного балета Филиппа Тальони и в ХХ веке ставшая мировым бестселлером. "Сильфиду" от "Неаполя" отделает всего шесть лет, но за это время полуфранцуз Бурнонвиль успел выработать особый тип балетного спектакля, настолько непохожий на французский эталон, что для него пришлось придумать особе название — датский романтизм.
В спектаклях датского классика не так уж много танцуют. Гениальный хореограф и педагог, автор бессмертных композиций и комбинаций не слишком уважал танцы как таковые, даже самые совершенные и виртуозные. Убежденный реалист и неисправимый моралист, он ставил свои балеты как пьесы и новеллы — только без слов. Так, "Неаполь" — типичный роман воспитания, построенный по классической модели: дом--странствия--дом. До того как отпраздновать свадьбу, герои балета, Дженнаро (Семен Чудин) и Терезина (Оксана Кардаш), проходят через невероятные испытания: свою невесту рыбак вытаскивает буквально с того света, вызволяя превращенную в нимфу и потерявшую память утопленницу из объятий влюбленного в нее морского духа.
Впрочем, нравоучительный смысл балет утратил вместе с оригинальной хореографией второго, "подводного" акта. Еще в 1932 году критики сетовали: "Дух и смысл постановки из нее давно утекли — мы остались с 16 разрозненно танцующими ученицами в зеленом, которые делают па и аттитюды, и "морским владыкой" Гольфо, который с течением времени стал не духом моря, а мороженой рыбой". Сегодня едва ли можно принимать всерьез испытания, которым подверглась нравственность героини, даже если бы покушающийся на нее Гольфо оказался сущим морским дьяволом. Зато придуманный Бурнонвилем уникальный трюк с платьем (превращаясь из девушки в нимфу, Терезина в мгновение ока, не шевельнув и пальцем, меняет один костюм на другой) вот уже третье столетие сражает зрителей наповал.
Одним большим трюком в музтеатре Станиславского выглядит и весь "Неаполь", настолько не похож он на традиционный русский балет. Весь первый акт состоит по существу из пантомимы, от которой буквально разбегаются глаза. На набережной Неаполя кишит развеселая толпа: домохозяйки торгуются, мальчишки воруют, кумушки с младенцами на руках сплетничают, два торговца сватаются за Терезину, та устраивает любовные разборки с Дженнаро, уличный певец затягивает преуморительную арию (живой голос заменяет соло трубы, на которой прямо за пультом самозабвенно играет дирижер Антон Гришанин). В этой кутерьме, снайперски точной по режиссуре, вспыхивает и танец — совсем ненадолго и как бы невзначай, чтобы не испортить естественное течение неаполитанской жизни.
Вся танцевальная стихия — не менее бурная, чем пантомимная,— сконцентрирована в третьем акте, на многолюдной и развеселой свадьбе героев. Этот шедевр часто ставят отдельно — сплошной каскад виртуозных танцев в сюжетных обоснованиях не нуждается. От традиционного дивертисмента, венчающего русские классические балеты, народная свадьба "Неаполя" отличается разительно. В этом подчеркнуто демократичном действе нет ни отдельных номеров, ни центрального па-де-де героев. В буржуазном датском королевстве не действуют правила строгой имперской иерархии: знаменитый Pas de six (танец шестерых солистов) легко затмевает вариации главных персонажей, а в упоительной финальной тарантелле Дженнаро и Терезина участвуют наравне с друзьями и подружками.
Московский "Неаполь", поставленный иностранной командой во главе со знатоком наследия Бурнонвиля Франком Андерсеном, очень похож на тот, который показывали в Копенгагене в честь 200-летия датского классика. Декорации Микаэля Мелби с натуральными домиками, харчевнями и часовнями тщательно имитируют старину; костюмы англичанки Дейдре Кленси сделаны с истинно британским вкусом и чувством меры. Настоящим датским "произношением" артисты музыкального театра Станиславского овладеть не успели: и стопы не всегда дотянуты; и ноги, привыкшие шевелиться вдвое медленнее, часто не успевают за музыкой; и о точности позиций танцовщики помнят преимущественно в начале и в конце танца, и мимируют многие слишком "жирно". Но вот датская координация — с независимыми от ног руками и корпусом — оказалась вполне усвоена, и залихватская игра юбками во время исполнения каверзных антраша придала женским танцам нездешний шарм. Преобразились и мужчины, которым, в отличие от русских классиков, Бурнонвиль позволяет выйти на первый план: анафемски трудную вариацию с внезапными приседаниями (plie) чуть ли не до полу лихо исполнил Олег Рогачев; пылко, но чисто отпрыгал свои па Семен Чудин. Оставив позади классические каверзы, демихарактерную финальную тарантеллу солисты рванули с упоенной свободой и драйвом, в чем им посодействовал маэстро Антон Гришанин — удивительный дирижер, чувствующий танец так, будто сам отплясывает все эти па.
Жизнерадостный "Неаполь" с Большой Дмитровки способен доставить удовольствие самой своей непохожестью на стандартный российский репертуар. И частные недостатки московского спектакля не могут омрачить этого удовольствия, тем более что выдрессированные датчанами артисты музтеатра Станиславского теперь танцуют Бурнонвиля лучше, чем Петипа.