Завтра в программе "Весенней эйфории" — фильм "Прекрасная смоковница" (в оригинале "Прекрасный человек"), едва ли не единственный, героями которого являются очень молодые люди, лицеисты одного класса. АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ побеседовал с режиссером этой картины КРИСТОФОМ ОНОРЕ.
— Как возникла идея снять современное молодежное кино, взяв за основу роман Мари-Мадлен де Лафайет "Принцесса Клевская", написанный аж в XVII веке?
— Эту идею мне подсказал Никола Саркози. Во время предвыборной кампании будущий президент произнес речь, в которой назвал "Принцессу Клевскую" нафталинной пылью, которую неведомо зачем заставляют учить в школах. Тысячи парижан стали тут же раскупать книгу, а около Пантеона устроили ее публичные чтения. Своим фильмом я внес вклад в эту кампанию. Кроме того, я действительно чувствую, что любовь и искусство сохраняют сегодня такую же ценность, как в XVII веке.
— Упоминание о Саркози было уже в вашей предыдущей ленте — мюзикле "Любовные песни"...
— Я заканчивал этот фильм в январе 2006 года, и уже было ясно, что с приходом нового президента вскоре наступят заморозки.
— Можно ли по этой причине назвать ваше кино политическим?
— Моя любимая тема — любовь, а вовсе не политика. Но все равно я распространяю некий месседж — даже через образ Парижа, через то, как он меняется. При новом режиме в отношении к культуре появилась вульгарность — чего не было раньше: в этом-то и состояла сила французского искусства.
— Кто вам ближе — культурные революционеры типа Годара или традиционалисты вроде Жака Деми, чьи "Шербурские зонтики" вдохновили вас на "Любовные песни"? Кстати, ведь в "Зонтиках" тоже был политический мотив: война в Алжире, разлучившая влюбленных.
— По-своему мне близки и тот, и другой. Когда я начинал, мне было более свойственно эпатировать.
— Именно потому вы пригласили Изабель Юппер на роль матери, вступающей в инцестуальные отношения с сыном-подростком?
— Недавно снова показывали "Мою мать", и мне стало неловко. Как я, тогда начинающий режиссер, решился подойти к столь знаменитой актрисе и предложить такую роль? Тогда я этого не осознавал, я хотел бросить вызов, поразить сексуальной откровенностью. Кроме того, я сам писатель, и, когда прочел роман Жоржа Батая, по которому поставлена "Моя мать", меня заинтересовали отношения литературы и кино.
— Во всех ваших опытах есть что-то очень французское. И актер Луи Гаррель, который играет во всех ваших фильмах,— француз до мозга костей. А сами вы считаете себя наследником национальных традиций?
— Да, особенно после фильма "Через Париж" считаю себя французским режиссером. Раньше я этого стеснялся, а теперь горжусь. Но французское кино слишком обширно и разнообразно. Если говорить более конкретно, я наследую опыт "новой волны" с присущим ей романтизмом, вкусом к литературности и в то же время киноманией, но привношу в этот опыт что-то свое, от своего времени и своей собственной индивидуальности.