Выставка фотографа Джима Голдберга "Вскормленный волками" (Raised by Wolves) может стать одним из самых интересных экспозиционных проектов года. Прошедшая в цюрихском Museum fuer Gestaltung, она потрясла зрителей спокойной Швейцарии и — первый признак успеха — вызвала дискуссию о том, не переходит ли американский фотограф границы дозволенного.
Почти шесть лет, с 1987 по 1993 годы, американский фотограф Джим Голдберг провел среди детей и подростков, убежавших из дома и живущих на улицах Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. Он жил вместе с ними, выслушивал исповеди, записывал их в блокнот и на видео, а главное — делал фотографии. К 1995 году в его руках оказался уникальный материал.
Тысячи кадров, запечатлевших жизнь без семьи, на которых волчата дерутся, попрошайничают, читают книги, колются, занимаются любовью, спят днем и гуляют ночью, позволили ему отобрать для выставки фоторяд, переходящий от простой документальности к статистическим обобщениям. Записи бесед позволили сопроводить каждую фотографию соответствующим текстом, исполненным в эстетике заборного граффити. В особой выгородке висят наушники и стоят телевизоры с бесконечными записями импровизированных интервью. А в специальных стеклянных витринах можно увидеть "предметы быта" и разного рода документальные свидетельства: официальное письмо из детского госпиталя, любимые комиксы, рисунки, отличающиеся от привычных детских рисунков только темой и подписями вроде Duddy fucking me, эскизы татуировок.
Тут понимаешь, кстати, что ни фильм, ни фотоальбом, ни книга не могли бы сравниться по степени воздействия со спокойной и продуманной экспозицией цюрихского музея. Перед нами предстало исследование, поданное в жанре подробной этнографической выставки начала века. Тот самый случай, когда европеец в пробковом шлеме становился почти своим для страшных обитателей Соломоновых островов, возвращался домой для доклада в Географическом обществе, и показывал гостям стрелы с намазанными кураре головками, странные маски и ритуальную одежду вождя.
Похоже, но с той только разницей, что путь фотографа за его трофеями был не так далек, а бейсбольная бита, которую от дубины неандертальца отличает только красный скотч, обмотанный вокруг треснувшей рукоятки, могла быть найдена на соседней улице, в подвале или на паркинге собственного дома.
Несколько точно подобранных предметов представлено в витринах под стеклом, как какие-нибудь сокровища национального музея: та же бейсбольная дубинка, джинсовая куртка, украшенная ритуальными надписями — как нательная рубаха янычара украшена сурами корана. Скейтборд, поцарапанный в бесчисленных поездках по горкам Фриско. В отдельном ящичке-боксе свалены вещи, конфискованные за одну ночь полицией: украденные пейджеры, "смит и вессон", бесчисленное множество ножей, разные другие предметы, приспособленные для нападения и защиты, среди которых запоминается массивная дверная ручка на телефонном шнуре, самодельные заточки, старинный длинноствольный револьвер.
И каждый предмет сопровожден собственной копией — большой цветной фронтальной фотографией в натуральную величину — что еще более усиливает ассоциации с научным исследованием или выставкой современного искусства.
Джим Голдберг выбрал себе нескольких персонажей, известных нам только по кличкам, Бритва, Жирный, Рыжий, Психо, Барахольщик — это за их жизнью следим мы на протяжении все выставки. Но это герои второго плана, а в центре — история мальчика, которого зовут Твики Дэйв, и девочки, которую называют Эхо. Убежав в 13 лет из дома, а точнее, от отчима, она встретила Твики и прожила рядом с ним несколько лет. В 1994 году Твики умер от гепатита в городском госпитале, а Эхо не без помощи Голдберга смогла все же вернуться домой — чтобы стать матерью двоих детей. Семейные фотографии в посеребренных рамках — свидетельство мира, который покинули влюбленные дети. Маленький пластиковый чемоданчик, в котором Эхо носила все свои вещи: лифчик, несколько расчесок, старую помаду и кассету для плеера. Под крышкой, как на матросских сундучках, приклеено несколько фотографий. Жизнь Твики и Эхо на американских улицах и в американских подвалах предстает страшноватой, но достаточно мирной — немного насилия, немного наркотиков, немного секса, показанного фотографом в сравнительно мягком варианте (как свидетельство произведенного выбора рядом показана и "полная" серия, цензурированная с помощью ножниц, клея и белил).
В этом, кстати, и заключено одно из открытий выставки. Она излечивает от ужаса и отвращения, которые испытывают по отношению к бездомным детям благонамеренные американцы, даже тогда, когда это непосредственно касается их близких. "Эти люди — угроза для общества... я надеюсь только на то, что они как-нибудь сами себя воспитают... но когда я вспоминаю, что среди них — моя дочь..." — говорит одна из матерей, которых опрашивал Голдберг. Со многих точек зрения его работа выглядела моральной и корректной, но он не избежал упреков. В вину ему ставили именно излишнюю политическую корректность экспозиции, злоупотребление доверием своих героев, слишком тонкий и слишком безошибочный расчет.
От этих упреков фотографа спасает лишь исключительная остраненность. С теми же бесстрастностью и равнодушием, с какими на телеэкране подростки делятся подробностями своих страшных и обыденных историй, с такой же холодностью он передает это зрителям, делая вид, что он всего лишь медиатор, посредник, а не художник.
Название выставки Raised by Wolves отсылает к английской классике, разве что Индия сменилась Новой Англией, а современные городские Маугли ничем не напоминают героя "Книги джунглей". Заговорив о волчьем логове, рассказав о судьбах голодных, но не злых волчат, Джим Голдберг поведал и о себе. Он сам теперь вошел в число "воспитанных волками", "волчьих выкормышей", и несомненно, что этот странный опыт, поставленный им над собою, ради успеха или интереса ради, будет иметь и чисто психологические последствия. Вернувшись из заточения, несчастный Каспар Хаузер так и не научился жить среди людей. Вернувшись из подвалов, Джим Голдберг не потерял дара речи и убеждения. Воспитанный волками фотограф сделал выставку по-волчьи жестко и победил.
Выставка в цюрихском Museum fuer Gestaltung завершается завтра. Но с 16 сентября ее можно будет увидеть в Вашингтоне, затем в Андовере, затем в музеях Лос-Анджелеса и Сан-Франциско.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ