На днях в "Известиях" была опубликована статья Егора Гайдара о расстановке политических сил в стране накануне выборов. Большая часть материала посвящена разъяснениям, почему партия "Демократический выбор России", которая с большими на то основаниями считалась элементом политического истэблишмента, за несколько месяцев до начала избирательной кампании резко сменила политическое лицо, перейдя в оппозицию к исполнительной власти. То обстоятельство, что у лидера ДВР возникла потребность объясниться на сей счет, говорит о том, что вопросы остаются. Обозреватель Ъ НАТАЛЬЯ Ъ-АРХАНГЕЛЬСКАЯ предлагает свой вариант ответа на них.
Гайдар начинает и проигрывает
Когда весной началось организационное оформление "партии власти", Гайдар приветствовал это начинание, но возможность тесного сотрудничества своего ДВР с, казалось бы, генетически родственным ему блоком Черномырдина была отвергнута сразу. Главным доводом против было объявлено несогласие руководства ДВР с политикой правительства, которому инкриминировалась конечно же Чечня, а также свертывание военной реформы, рост бюрократического аппарата, отсутствие внятной социальной политики, пробуксовка реформ на селе и т. д. На последнем съезде партии Гайдар громко произнес с трибуны даже слова об "обнищании народных масс", чем немало поразил аудиторию, не привыкшую слышать такие речи из уст экономиста либерального толка, за которым к тому закрепилось прозвище "шокового терапевта". При этом всякий мало-мальски знакомый с настроениями российского электората знает, что в умах отечественных обывателей вообще все вышеперечисленные грехи исполнительной власти (кроме, разве что Чечни), возможно, не совсем справедливо, но прочно связаны с именем самого Гайдара, в чем он не может не отдавать себе отчет. И до сих пор нес свой крест политического камикадзе, начавшего непопулярные реформы, вполне мужественно продолжая при этом поддерживать существующее правительство, здраво исходя из того, что следующее скорее всего будет намного хуже. Почему же именно события в Чечне заставили гайдаровцев в корне пересмотреть свое отношение к политике, в том числе и экономической правительства Черномырдина, которому они хранили верность и после событий октября 1993 года?
Идеологи ДВР, да и сам Егор Гайдар в статье в "Известиях" объясняют это тем, что Чечня была лишь поводом, если угодно, последней каплей, а противоречия между исполнительной властью и партией Гайдара нарастали уже давно. Союз демократов-популистов с дальновидной номенклатурой, составлявший суть мирной революции конца 80-х начала 90-х годов, рухнул 12 декабря 1993 года с возникновением слоя крупных предпринимателей, принявшихся искать свою политическую нишу. Буржуазная революция стала необратимой, но произошла перегруппировка сил: новая ситуация перестала устраивать демократов, но очень устроила номенклатуру и примкнувших к ней предпринимателей, возжелавших стабильности. Власть соединилась с деньгами, и этот тандем не даст организовать общественную жизнь в России на истинно демократических началах. Черномырдин, как убежден сегодня Гайдар, подсознательно стремится к латиноамериканскому варианту капитализма, с чем "выбороссы" согласиться не могут. Чечня стала поворотным пунктом: дальше пути гайдаровцев с исполнительной властью разошлись.
Соратники уходят, не хлопая дверью
Предложенная схема, может, и справедлива, но вряд ли во все эти тонкости станет вникать избиратель, которому непонятно, почему Гайдар, представлявший для него единое целое с Ельциным и правительством, вдруг так резко от них дистанцировался. Кстати, многие опросы сразу же после митинговых всплесков гайдаровцев по поводу Чечни зафиксировали количественное уменьшение потенциального электората ДВР. То обстоятельство, что на Чечне его партия часть избирателей потеряла, признал как-то в "Итогах" на НТВ и сам Гайдар. Столь резкий разрыв с президентом и правительством с политической точки зрения невыгоден еще и потому, что ниша демократической альтернативы нынешним властям занята давно и прочно: в ней уютно устроился Явлинский. И тот демократически настроенный избиратель, которого не устраивает власть, давно прибился к "Яблоку". Не говоря уже о том, что на критике исполнительной власти строят свою пропаганду большинство политических сил страны, от коммунистов и жириновцев до ДПР и "Женщин России". Стойкую поддержку исполнительной власти из думских партий оказывали лишь гайдаровцы да ПРЕС Шахрая. Последняя уже благополучно вошла в черномырдинский "Наш дом". ДВР же, радикально сменив лозунги, пустилась в рискованное плавание, в котором партия может сгинуть окончательно.
Собственно в это плавание пустилась отнюдь не вся партия Гайдара, а лишь та ее часть, что вписалась в описанный политический вираж. В ДВР фактически произошел раскол. Он коснулся прежде всего низовых региональных организаций, часть которых попросту присоединилась к "Нашему дому". В качестве яркого примера можно привести организацию Самарской области, чей глава администрации Константин Титов, бывший членом политсовета ДВР, стал заместителем Черномырдина в руководстве НДР. До двух десятков депутатов вышли по этой же причине из думской фракции Гайдара, войдя впоследствии в группы "Стабильность" и "Россия". Нет единства и в самом руководстве партии. При этом интересно, что, по информации Ъ, сам лидер ДВР был настроен по отношению к Чечне более спокойно, на митинговщину его толкнула очень влиятельная в руководстве партии группировка выходцев из "ДемРоссии".
Партия ДВР, созданная год назад, выросла из двух политических движений — "Демократической России" и "Выбора России", между которыми изначально существовал некий идеологический нюанс: "демороссы" (Якунин, Пономарев, Нисневич, Осовцов, Гербер и их главный идеолог — Боксер) были диссидентствующими левыми романтиками, а "выбороссы", напротив, объединились на основе правого прагматизма. Сам Гайдар идейно тяготел скорее к последним. Но поскольку "ДемРоссия" — структура более старая и, следовательно, лучше организованная, чем возникший два года назад ВР, то именно она организационно возобладала в ДВР. Со всеми вытекающими последствиями. Попытки отмежеваться от правительства нашли свое отражение уже в партийной программе, принятой летом прошлого года, однако в Думе гайдаровцы продолжали кабинет поддерживать. В то же время члены руководства ДВР из числа "выбороссов" уже давно начали жаловаться на то, что "доступ к телу вождя" им прочно перекрывают не в меру активные "демороссы". "Выбороссы" начали тихо отходить от ДВР и ее лидера, оставляя поле битвы за более цепкими. "Нравственная позиция по Чечне", приведшая к пересмотру отношения ДВР к властям, — это окончательный триумф "демороссов" в партии, рискующей на этом не столько выиграть, сколько проиграть. Положение усугубляется недостаточным политическим опытом самого Гайдара, который справедливо считает себя прежде всего экономистом, а уже потом политиком. Его внезапную всепоглощающую увлеченность правозащитной тематикой можно объяснить лишь тем, что он не переболел этой детской болезнью раньше. Характерно, что часть близких к Гайдару людей в политсовете партии еще до событий в Буденновске начала потихоньку искать способы смягчить свою позицию по Чечне. Более или менее удачный исход событий в Буденновске может в этом помочь, однако позволит ли это приостановить дальнейшее размежевание гайдаровцев с исполнительной властью, сказать трудно.
Ученики идут дальше своих учителей
Остается прикинуть: насколько Черномырдин хочет сотрудничества с Гайдаром? И каковы, что немаловажно, личные отношения между бывшим премьером и нынешним? Можно вспомнить, что в момент назначения Черномырдина премьером в декабре 1992 года Гайдар охарактеризовал своего преемника репликой: "По крайней мере, он — порядочный человек". Оценка лестная, но слова "по крайней мере", видимо, покоробили Черномырдина. Он расплатился за них с Гайдаром в марте 1994 года, уже после выборов, своей знаменитой фразой о "завлабах, которые садятся порулить, а потом всю страну трясет". Однако, на деле Черномырдин оказался человеком объективным, гибким, сумевшим по достоинству оценить экономическую грамотность отца российских реформ. Уже много сказано о его "стихийном монетаризме", однако ясно, что это просветление в сознании "красного директора" Газпрома произошло под влиянием двух факторов: здравого смысла и все того же "завлаба". При этом язвительный Гайдар не преминул в "Известиях" упрекнуть премьера за то, что "наша страна заплатила за его экономическое образование дороже, чем кто бы то ни было и когда бы то ни было". Инстинктивное недоверие крепкого хозяйственника Черномырдина к высоколобому доктору наук существовало изначально и, возможно, сохраняется до сих пор. Это подтверждает история попыток Гайдара в его бытность главой кабинета вкупе с ближайшим сподвижником Чубайсом совершить подкоп под монополистов из ТЭКа: нефтяников и газовиков. В отношении первых кое-что удалось, но когда гайдаровский министр по ТЭКу Лопухин уже засучивал рукава, чтобы приняться за Газпром, то был немедленно снят с должности. Очевидцы рассказывают, что сцена снятия была зрелищной: все формальности в отношении Лопухина были проделаны президентом Ельциным, лично явившимся на заседание правительства, чтобы объявить уволенному о переменах в его судьбе. Совершенно очевидно, что без Черномырдина здесь не обошлось. Более того. Опасаясь победы Гайдара на прошлых выборах, что могло бы привести к формированию нового кабинета под его началом, тогдашний премьер Черномырдин материально поддержал избирательную кампанию ПРЕС, Гражданского союза и объединения "Будущее России — новые имена" и сделал это с единственной целью: раздробив электорат "Выбора России", отнять у него голоса. А после выборов решительно отмежевался от проигрыша "выбороссов", заявив, что проиграло не правительство, а лично Гайдар и Чубайс, которым "есть над чем подумать". Это было сказано после того, как Гайдар проработал несколько месяцев заместителем премьера, фактически перенявшего у своего подчиненного азы экономической науки.
Складывается впечатление, что Черномырдин, до последнего времени открещивавшийся от лавров политика, на самом деле оказался не только крутым монетаристом, но и ловким политиком, умеющим схватывать на лету то, что может быть ему полезно в данный момент. Можно сказать, что он (хотя, разумеется, к общественной пользе) использовал Гайдара, политически менее искушенного. Близкие к Гайдару люди рассказывают, что когда началась чеченская кампания, лидер ДВР, не имея возможности связаться с Ельциным, звонил Черномырдину и встречал у того понимание в отношении своих оценок происходящего. Однако тогда действовать, по мнению Черномырдина, видимо, было рано. Зато в дни кризиса в Буденновске он через три дня после его начала понял, что момент настал, и только тогда откликнулся на просьбу Гайдара дать полномочия Сергею Ковалеву для ведения переговоров с террористами. А через несколько часов и вовсе перехватил инициативу, фактически полностью присвоив себе заслуги в развязывании буденновского узла.
Вчера было еще рано
Вопрос в том, сможет ли Гайдар в глазах самого Черномырдина быть ему полезен дальше. Скажем, как участник "Нашего дома". Похоже, премьер для себя уже ответил на этот вопрос — отрицательно. И скорее всего, он рассчитал правильно. Те региональные организации ДВР, которых не устраивает резкий отход руководства партии от исполнительной власти, могут войти в НДР самостоятельно, без санкции Гайдара (что они уже делают). При этом очевидцы рассказывают, что, встречаясь на местах с отколовшимися от ДВР организациями, желающими присоединиться к "Нашему дому", премьер ревностно выясняет, нет ли среди них скрытых гайдаровцев. Наличие в рядах НДР самого Гайдара необязательно, а скорее даже и вредно для Черномырдина, который строит свой имидж на пафосе созидания ("'завлабы' наворочали, а мне исправлять"). На репутацию же Гайдара легла каинова печать разрушителя старой экономической системы. Единственным связующим звеном между Гайдаром и Черномырдиным сегодня является остающийся в правительстве Чубайс, которого премьер пытался перетянуть на свою сторону, предложив ему написать экономическую программу для правоцентристского блока. Чубайс отказался, но, чтобы удержаться в правительстве, был вынужден приостановить свое членство и в ДВР. Чубайс Черномырдину пока нужен: его уход будет означать попытку нового передела собственности (это хорошо было видно на примере Полеванова), а премьер, как известно, горой за стабильность. В угрозу для которой начал в последнее время превращаться Гайдар.
Напрашивается вывод: на диссидентство лидера ДВР толкнуло в том числе и ощущение того, что его миссия во властных структурах на данном историческом отрезке завершена. Строго говоря, как идеолог российских реформ Гайдар закончился еще в декабре 1992 года, когда был смещен с поста и. о. премьера президентом Ельциным, со свойственным ему политическим чутьем уловившим этот момент и "сдавшим" своего крестника. Импульс, данный в январе 1992 года российским реформам, продолжает работать помимо Гайдара, а Черномырдин оказался даже лучшим исполнителем начертанных планов, чем их автор. Кроме того, на недавнем заседании руководства "Нашего дома" было объявлено о некоторой корректировке экономического курса: стрелка переводится с либерального направления на консервативное. Назначен и новый, более гибкий идеолог — Александр Шохин. Политическая судьба Гайдара начинает напоминать судьбу Тадеуша Мазовецкого, польского премьера, начавшего реформы. Но место в российской истории он себе уже обеспечил, хотя этот итог, в силу его молодости, еще не окончательный. Судьба его партии сегодня оптимизма не внушает: так и не став лидером, она превращается в аутсайдера — ее социальную и отчасти материальную базу перехватил "Наш дом" Черномырдина (о чем свидетельствует история с банкиром Бойко из "ОЛБИ"). Многие наблюдатели полагают, что с созданием своей партии Гайдар сильно опоздал. Или, напротив, поторопился?