В Fondation Pierre Gianadda в Мартиньи (Швейцария) проходит ретроспектива французского художника Николя де Сталя, ушедшего из жизни 40 лет назад. Для выставки в Мартиньи куратор Жан-Луи Пра отобрал из более чем 1300 произведений 60 живописных холстов, демонстрирующих странную эволюцию художника — от фигуративности к абстракции и от абстракции снова к фигуративности.
Николя де Сталь (Nicolas de Stael) родился в 1914 году в семье барона де Сталь-Гольштейна, генерала русской армии. Воспитывался у родственников в Бельгии. В 1934 году окончил Королевскую академию изящных искусств в Брюсселе. В 1934-1938 годах путешествовал по Франции, Испании, Марокко, Алжиру, Южной Италии. С 1939 по 1940 год служил во французском иностранном легионе. С 1940 по 1955 год жил и работал в Париже, Ницце и Антибе. С 1950 года выставлялся в музеях и галереях Нью-Йорка, Лондона и Монтевидео. Первая ретроспектива состоялась в Музее современного искусства Парижа спустя год после смерти художника (в 1956 году).
16 марта 1955 года Николя де Сталь покончил с собой, выбросившись из окна мастерской в Антибе близ Канн. На мольбертах остались черно-серые меланхолические "Чайки" и огромное неоконченное панно "Концерт" со следами первых яростных фовистских проб цвета. Это окружение можно было посчитать поздней выдумкой литератора от искусства (вспомним последний холст Ван Гога "Вороны...", написанный им перед роковым выстрелом, и финал романа Золя "Творчество": труп художника-самоубийцы перед незавершенной картиной), если бы оно не было зафиксировано в полицейском протоколе. Казалось, что драма "проклятого", непризнанного, но ранимого творца вновь была поставлена провидением на художественной сцене. Что Жюль Паскен, повесившийся в 30 году в день своего первого вернисажа, будучи не в состоянии перенести выход на публику, — не последняя жертва современному искусству.
Однако де Сталь не был ни непризнанным при жизни, как Модильяни, ни болезненным меланхоликом, как Паскен. Несмотря на позднее художественное развитие (искусствоведы на редкость единодушны во мнении, что "настоящим" де Сталь стал лишь в последние восемь--десять лет), его произведения охотно приобретали не только известные галеристы, такие как Жанна Бюше, Луи Карре и американский дилер Теодор Шемп, но и национальные музеи. Нужду же он испытал вместе со многими французами во время войны и в первые послевоенные годы. В начале 50-х, когда де Сталь приобрел замок на юге Франции ("груду исторических камней", как он любил говорить), эти переживания подернулись пеленой. Он не был обойден и вниманием мэтров: учился в мастерской Фернана Леже, советовался с Ле Корбюзье, поверял свои замыслы Жоржу Браку, который, нарушив свое обычное молчание отшельника, не мог удержаться от декламации: "Живопись — это всепоглощающая любовь, ее сегодняшний рыцарь — Николя де Сталь".
Однако драмы не миновали художника. В 7 лет он пережил смерть отца, в 8 — кончину матери, в 31 — жены, художницы Жанин Гийу. Он их пережил стоически — или, по крайней мере, делал вид, имея перед глазами образ отца, барона де Сталь-Гольштейна, в свое время не дрогнувшего перед угрозой расстрела. Де Сталь-младший оказался таким же выдержанным (но менее высокомерным) и таким же индивидуалистом. Двухметровый гигант с жилистыми руками, он, по воспоминаниям современников, был душой компании художников. Его аристократически-снобистских колкостей опасались в артистических кругах: "gang de l`abstraction-avant" ("банда абстракционистов") — называл он адептов послевоенного модного искусства "информеля" и "ташизма" (играя на двусмысленности слова avant, обозначающего также "прошедшее").
Для себя в этом смысле он не видел разницы, начав со странного подражаний Эль Греко и Дерену (в этом стиле написана первая из экспонированных на выставке работ — "Портрет Жанин" 1942 года), маринам малых голландцев и импрессионистов и, пройдя период абстракции, закончив (точнее, все же не закончив) свой путь реминисценциями "воздушных" Тернера, Уистлера, Будена, натюрмортов под Шардена. Затворничество также не было в его натуре. Он мог просиживать ночами в литографской мастерской Понса вместе с Поляковым и Ланским (приписанными ему позднее коллегами по ecole de Paris), Хартунгом и Сулажем, а затем сорваться либо на концерты Шенберга и Веберна, либо на джаз-банд, либо на футбол.
В известном смысле де Сталь был все же импрессионистом от абстракции. Ему нужен был повод, мотив (вот почему он не любил умозрительного искусства Мондриана и присматривался к опусам Кандинского), пафос преодоления материала (отчего он терпеть не мог жидкую абстрактную европейскую лирику — Поллока и де Кунинга он не успел узнать). Как русский, он бежал стесняющих его рамок, забыв, что находится на Западе. Но жизнь и творчество воспринимал по-русски как долг. И коль скоро этот долг нельзя было вернуть в реальности, его следовало отдать в искусстве. И потому Николя де Сталь героически и по-хемингуэевски пытался заплатить по счетам неизвестно кому и неизвестно за что — то службой в иностранном легионе, то "служением" у холста. Он почти истерически расплачивался — то ли за успех, то ли за образование, то ли за жизнь в стране, давшей ему приют. Цивилизованному Западу это непонятно. Нам, русским, это почти понятно, но выразить это мы, наверное, не сумеем.
МИХАИЛ Ъ-БОДЕ
Выставка продлится до 5 ноября.