Последний майский уик-энд обогатил политико-экономическую ситуацию в Белоруссии двумя важными нововведениями. 27 мая после символического сноса шлагбаума и замены его на посаженную Черномырдиным и Лукашенко березку российско-белорусский рубеж лишился пограничных столбов, а 28 мая после второго тура парламентских выборов РБ оказалась еще и без парламента: полномочия старого истекли, а новый избрать не удалось.
Символическая церемония по сносу шлагбаума сопровождалась не менее символическими заявлениями двух президентов. Непосредственно участвовавший в церемонии президент РБ Лукашенко резюмировал: "Теперь дорога открыта. Те же, кто будет мешать движению, будут определены в соответствующие места", намекая на то, что в ходе интеграции он готов подвергать посадке не одни лишь березки. Отстраненно комментировавший березово-шлагбаумную процедуру украинский президент Кучма сардонически заметил: "Можно сломать столбы. Главное — не наломать дров".
При всей уместности такого пожелания его практическая реализация может оказаться не столь простым делом — это стало очевидным уже на следующий день, когда сводки с избирательных участков показали: выборы не состоялись, парламента в Белоруссии нет.
Безусловно, историю посткоммунистического парламентаризма на территории бывшего СССР славной не назовешь — достаточно вспомнить ВС РФ и его плачевный конец, да и деятельность Думы вряд ли может быть предметом восхищения. Тем не менее роль парламента как механизма для выпускания пара через свисток трудно отрицать, ибо спокойная жизнь при намертво заклепанном предохранительном клапане может достигаться лишь двумя способами: либо прямым террором (СССР в 30-50-е годы), либо прикармливанием подданных, еще хорошо помнящих к тому же о былом терроре (брежневское нефтедолларовое процветание). В смысле использования этих методов потенции нынешнего белорусского режима представляются сомнительными.
Прямой террор предполагает не только отлаженный репрессивный механизм, но и глухую изоляцию страны от внешнего мира, а это противоречит не только трогательной процедуре со шлагбаумами и березками, но и самому геополитическому положению небольшой республики, находящейся на оживленном восточноевропейском перекрестке. При невозможности отгородиться должным образом от относительно либеральных соседей всякие террористические поползновения произведут не столько устрашающее, сколько раздражающее действие, как то получилось в 1989 году на закате сэвовской "народной демократии". Негласный общественный договор с подданными, то есть неуклонное повышение жизненного уровня трудящихся в обмен на отказ от какой бы то ни было общественной активности, требует соответствующих экономических ресурсов — недаром перестройка, то есть фактическая денонсация общественного договора a la Брежнев, совпала с концом нефтедолларового чуда. В Белоруссии же хозяйственная ситуация такова, что говорить о каких-то подкупательных ресурсах просто не приходится. Единственный реальный ресурс может заключаться в том, чтобы закрывать глаза на фактическое неисполнение тарифно-таможенных соглашений с Россией, негласно дозволяя подданным кормиться контрабандой за счет российского бюджета. Упрекать в таком случае белорусское руководство было бы даже не вполне справедливо: не до жиру, быть бы живу.
Прорабатываемые сейчас политические варианты сводятся либо к тому, чтобы задним числом изменить законодательство и считать парламент полномочным при избрании 40% депутатов, либо к слиянию старого и нового ВС, либо к прямому президентскому правлению. В любом случае это означает лишь то, что общественные противоречия (которые при среднемесячной зарплате в 5 долларов США могут быть весьма острыми) станут канализироваться не в парламентскую залу, а на улицу. При таких перспективах довольно сложно планировать российско-белорусские отношения на длительный срок: если в применении к одному партнеру (России) слово "стабильность" имеет некоторый смысл, то к белорусскому партнеру это слово уже никак не приложимо. За приграничной березкой в любой момент может явиться совершенно непредсказуемая политическая каша.
Самое странное здесь то, что, хотя специфичность белорусского руководства ни для кого не была тайной, а степень демократизма избирательной процедуры с самого начала была очевидной, российские политики дружно явили небывалый энтузиазм сразу после 14 мая, когда первый тур выборов был совмещен с референдумом об интеграции с Россией. То, что все страхи и сомнения были отринуты российскими коммунистами, более или менее понятно, ибо странно коммунисту не радоваться коммунистическому ренессансу на земле соседа. Однако обрадовались и президент РФ, немедля поздравивший Лукашенко-интегратора, и признанные демократы типа председателя думского комитета по иностранным делам Владимира Лукина, призвавшего понять, что "есть такие стратегически судьбоносные решения, которые перекрывают все бухгалтерские расчеты". Под "судьбоносными решениями" разумелось воссоединение РФ с РБ, а под "бухгалтерскими расчетами" — экономическая цена, которую России придется за то заплатить. Бухгалтерские расчеты перекрыть, разумеется, можно — в романе Василия Аксенова, обсуждая аналогичную проблему воссоединения СССР с Островом Крым, один из политбюрошных "портретиков" замечает: "На идеологии мы не экономим". Но из рассуждений Лукина следует, что "бухгалтерские расчеты" — единственное препятствие для аншлюса, тогда как с политическими предпосылками все обстоит самым лучшим образом.
Однако от второй презумпции было бы лучше воздержаться как минимум до подведения итогов второго тура выборов в ВС Белоруссии. С одной стороны, стало хотя бы ясно, что творится на белорусской политической сцене; с другой стороны, сличение статистических данных по плебисциту и по обоим турам выборов в ВС позволило бы точнее установить, допущены ли фальсификации, если да, то в какой степени, и какова вообще цена тому плебисциту. В конце концов, если естественная задача белорусского руководства — всемерно набивать себе цену (в том числе и посредством избирательных манипуляций), то столь же естественная задача российских политиков и дипломатов — понять, что реально стоит за всеми плебисцитарными манипуляциями. Сейчас стало ясно, что за ними не стоит ничего, кроме полного политического и хозяйственного тупика, в котором находится администрация Лукашенко, — но ведь это было почти очевидно еще 15 мая. Подождать еще две недели и уже тогда говорить с Лукашенко с учетом изменившихся условий — это азы дипломатии. Но эти азы российскому руководству оказались недоступны, и оно предпочло по принципу "не посмотрев в святцы, да бух в колокола" творить "судьбоносные решения" и ломать шлагбаумы — чем и вызвало ехидные комментарии соседа Кучмы.
Максим Соколов