Некролог
В индийском Гоа на 47-м году жизни умер писатель Егор Радов.
Егор Радов — культовая фигура поколения 1990-х. Сын поэтессы Риммы Казаковой, выпускник Литинститута и любимый ученик Анатолия Приставкина. Его дебютный роман "Змеесос" вышел в 1992 году, Владимир Сорокин назвал эту книгу "образцовым постмодернистским романом". В середине 90-х Егор Радов стал работать в новообразовавшемся журнале ПТЮЧ — водителем. В этом же журнале в большом количестве публиковались его рассказы. В конце девяностых--начале двухтысячных Егор Радов один за другим выпустил несколько романов: "Якутия" (1999), "Я / или Ад" (2001) и "Суть" (2003).
Роман "Суть" — о том, как советские геологи нашли на Кольском полуострове некую субстанцию, оказавшуюся "материализованной эссенцией мира", был написан одновременно со "Льдом" Владимира Сорокина, но вышел годом позже из-за издательских проволочек. После "Сути" Егор Радов написал еще несколько романов, но все в стол, по его словам, издаваться он больше не хотел.
Несмотря на то что книги Егора Радова в 90-е не были отмечены литературными премиями или критикой, он тогда был писателем по-настоящему важным, пусть и для узкого круга читателей. Правда, для них самым интересным в его текстах было успешное освоение актуального тогда постмодернистского тренда, в то время как для самого Егора Радова писательство было инструментом выстраивания отношений с духовным и религиозным началом. "Литературу я воспринимаю для себя как религиозный долг,— писал Егор Радов.— Собственно литература для меня — на каком-то десятом месте. Точнее, я всегда строю сперва некую философскую систему, а потом согласно с ней или даже против нее пишу художественное произведение. Или же произведение является методом выяснения для меня какого-нибудь религиозно-философского вопроса".
По мнению Игоря Шулинского, который был главным редактором журнала "Птюч" в те годы, когда Егор Радов там публиковался, это замечательный и совершенно неоцененный писатель: "Несмотря на то что Радова в свое время много печатали, его литературная судьба не сложилась так, как могла бы. Он мощно начинал, в одном ряду с Сорокиным и Пелевиным, а потом почему-то стал писателем маргинальным, "для своих". Хотя его тексты, по-моему, это такая смесь Берроуза и Бротигана. Я никогда ничего не читал более пронзительного, чем его рассказы".