Культура
5 февраля, 13.55
Когда лучший на этой теленеделе фильм азербайджанского мэтра Расима Оджагова не только вышел в прокат, но и получил Госпремию, зрителям было легче предположить, что они галлюцинируют, чем поверить в реальность произошедшего. В СССР, да и в России ни до, ни после "Допроса" не было ничего подобного. Невинные фильмы гнили на полке, а здесь выплясывали на свадьбах, швырялись ворованными тысячами, насиловали малолеток и вытирали ноги о честного следователя такие большие люди, что их должности даже не назывались вслух. Но и ежу было понятно, что речь идет о партийных бонзах. Да, конечно, фильм иллюстрировал показательную порку, устроенную Москвой ошалевшим закавказским взяточникам, но Оджагов выполнил соцзаказ с ненавистью и горечью: никакого триумфа добра, лишь сомнительная победа героя в поединке с мужественным теневиком, упорно не сдающим покровителей. Но "Допрос" уникален и с эстетической точки зрения. Конечно, это не нуар, хотя строгая черно-белая картинка провоцирует козырнуть этим модным словом, а аналог итальянского политического кино, в котором такие же маленькие следователи, как герой Александра Калягина, разбивались о стену коррупции и насилия.
Первый канал
7 февраля, 23.00
"Соучастник" (Collateral, 2004)
Майкл Манн, конечно, классик криминального кино, но какой-то несчастный. Иногда кажется, что сюжет интересует его меньше всего, и двухчасовую махину он снимает только ради того, чтобы показать, как в финальной перестрелке пули шмякаются о стены пакгаузов в "Полиции Майами" или как Аль Пачино пучит глаза на Роберта Де Ниро в "Схватке". Иногда же, как в "Соучастнике", замутив интригующую, ни на что не похожую историю, режиссер в финале словно капитулирует, признаваясь в собственной неспособности завершить ее столь же оригинально. Элегантный джентльмен, за $600 ангажировавший на всю ночь благородного таксиста, оказывается киллером со столь плотным графиком "заказов", что ему просто некогда путать следы и менять автомобили. Том Круз действительно хорош в роли этого палача-моралиста. Ценитель джаза, он, чуть ли не прищелкивая пальцами в ритм музыки, пускает пулю в голову трубача. Походя пристрелив двух уличных хулиганов, к которым бросился за помощью таксист, журит его за то, что тот забыл о мамочке и заставляет его, рискуя сбиться с графика, навестить ее в больнице. Увлекательная в общем-то игра могла продолжаться с непредсказуемым исходом, но Манн сыграл в поддавки. Последней мишенью киллера оказывается девушка-прокурор, с которой таксист по произволу сценариста успел познакомиться в самом начале. И парню ничего не остается, кроме как переродиться в бойца без страха и упрека. Интересно, а, если бы среди жертв не попалась его знакомая, он что, продолжал бы угождать выгодному клиенту, а то и перезаряжать ему пистолет?
Первый канал
8 февраля, 23.10
"Дежавю" (Deja vu, 2006)
Нет ничего надежнее истеричной камеры и нервного монтажа, чтобы скрыть сценарные прорехи. А чтобы намертво заплутать в сценарии, надо снять фильм о путешествии во времени. Фильм Тони Скотта подтверждает эти банальные истины. В Новом Орлеане взорван паром: погибли 543 человека. Вместе с их телами из воды достают тело девушки, убитой до взрыва, но как-то с ним связанной. Герою-детективу очень жалко девушку, поэтому при помощи хитрой машины, созданной в недрах коварного ФБР, он скачет во времени, пытаясь ее спасти. Вопрос, почему надо с таким упорством спасать именно эту девушку, а не всех жертв сразу, мелькнув в голове, быстро теряет актуальность. Все свои интеллектуальные усилия зрителю приходится бросить на решение неразрешимой проблемы: как события в одном временном пласте влияют на события в другом и как, черт возьми, действует эта машина времени.
Культура
8 февраля, 22.45
"Жизнь как чудо" (Kad je zivot bio cude, 2004)
С этого фильма начался закат кинематографа Эмира Кустурицы, не бесповоротный лишь в том случае, если верить, что жизнь — это действительно чудо. Все вроде бы как в его былых шедеврах. Герои так же плачут, хором мастурбируют и поют, нюхают кокаин прямо с железнодорожных путей, свесившись из вагона, животные так же безупречно играют написанные для них роли, медвежья охота перерастает в пьянку, а затем и в гражданскую войну. Но не оставляет странное ощущение, что фильм как бы через силу снял самозванец, назвавшийся Кустурицей, блестяще и холодно имитирующий его стиль. Режиссер машет кулаками после драки — проигранной Сербией череды войн. Инженер Лука, фанатик и романтик, строит, да никак не достроит железную дорогу, которая превратит богом забытый край в туристическую Мекку. Страстно влюбляется в заложницу-мусульманку, которую держит для обмена на плененного боснийцами сына, а она отвечает ему взаимностью. И чудовищная война оказывается чем-то вроде страшной на вид, но беззлобной драки в трактире. Но в таком случае решительно непонятно: если все участники балканских войн 1990-х годов были такими белыми, пушистыми и добродушными, каким образом им удалось наворотить такие горы трупов, что для оценки подвигов этих ухарей потребовалось создавать Международный трибунал?