Девочке почти четыре года. Кажется, такие страдания, которые достались ей и ее родителям, не бывают за что-то. Бывают только зачем-то. Кажется, эту молодую московскую семью из крохотной хрущевки на Тимирязевской готовят в святые. Как иначе объяснить, что в течение последних полутора лет девочка умирала дважды и дважды была спасена: сначала от вирусного энцефалита, потом — от остеосаркомы, рака бедренной кости?
Она смеется. Она смотрит, как старший брат гоняет в компьютере розовую пантеру, и смеется забавным пантериным прыжкам и тому, как пантера, если ей надо взлететь, крутит хвостом на манер вертолетного пропеллера. Ее старший брат играет в компьютер не так, как играют обычно, не для того чтобы пройти на следующий уровень, а для того чтобы повеселить сестру. Потому что она следит за компьютерной игрой, как смотрят мультик, и потому что никто давно не слышал, как она смеется. Чудесный заразительный, но слишком хриплый для девочки и грудной смех — совсем недавно исчезли метастазы в легких.
Мама гладит ее по голове и пытается схватить пальцами белый пушок, едва появляющийся на Ксюшиной лысой после химиотерапии голове.
— У тебя волосы стали расти,— говорит мама.
— А еще у тебя брови выросли и реснички,— говорит папа.
И девочка смеется. От того, что реснички выросли, и от того, что пантера очень забавная.
Полтора года назад Ксения простудилась. Неделю у нее была повышенная температура. Ее держали в постели и поили теплым молоком, пока однажды она не перестала говорить. Папа взял ее на руки, повез в больницу, а доктор там сказал ему, что воспаления легких нет, что девочка просто обезвожена и ослаблена, что надо побольше пить. А потом доктор попросил папу подписать отказ от госпитализации и повезти девочку домой.
Ночью девочке стало совсем плохо. Шея одеревенела и затылок как будто притянуло к лопаткам. Отец повез ее в другую больницу. Там доктор пощупал девочке шею и сказал: "энцефалит". А на вопрос папы, бывали ли у доктора прежде подобные случаи, доктор ответил: "Было два. Один ребенок помер, другой, кажется, еще жив, но лежит овощем".
Девочку положили в реанимацию. Через несколько часов она потеряла сознание, потом впала в кому. Родителей в реанимацию не пускали. Ксюшина мама не могла сутками дежурить под дверью, потому что дома у нее еще двое детей, и Ксюшина младшая сестра была тогда младенцем. Под дверью реанимации дежурил папа. Однажды ночью ему удалось на минуту зайти внутрь и посмотреть на дочь. Девочка лежала, подключенная к аппарату искусственного дыхания.
Он работает мелким торговцем, ее отец. Торгует на рынке. Но он набрал в долг сто тысяч евро. Он пригнал из Германии реанимационный самолет. Врач говорил, что девочка нетранспортабельна. Что для транспортировки ее в Германию надо четыре раза отключить ее от аппарата искусственного дыхания и четыре раза подключить снова, каждый раз заводя ей сердце. Врач говорил, что она этого не переживет. Но у них получилось.
Доктор в Германии сказала Ксюшиному папе, что девочка, хоть и в коме, но все слышит и чувствует прикосновения. Надо говорить с ней, быть с ней рядом, ласкать ее. И он был с ней рядом двадцать четыре часа в сутки, много дней: читал ей стишки, держал ее за руку, пел ей песенки. И если бы она открыла глаза, он бы танцевал.
И однажды она открыла глаза. Сначала доктор сказала, что ей кажется, если отключить девочку от аппарата искусственного дыхания, она задышит сама. И отключила аппарат. Через минуту мышцы на шее девочки сложились в спазм удушья. В эту секунду доктор прыснула девочке в рот из ингалятора, которым пользуются астматики, и девочка вздохнула. А потом открыла глаза.
Только взгляд был остановившийся, расфокусированный. Оставшаяся в Москве Ксюшина мама спрашивала мужа по телефону, пришла ли Ксюша в сознание, но он не мог сказать, что это сознание.
Однажды настал день, когда отец отошел от кровати, на которой лежала девочка, и направился в ванную. И ему показалось, будто девочка проводила его взглядом. Он вернулся к кровати. И опять ему показалось, что дочь смотрит на него, а не мимо. Он опять отошел к двери в ванную. Ну да, точно! Девочка следила за ним, провожала его взглядом.
— Ксюша, ты видишь меня? Кто я?
Ее губы разомкнулись. Ее речь была чуть слышнее дыхания. Но он слышал, как она сказала или, вернее, прошелестела:
— Па-па.
И вот тогда он танцевал. Как безумный посреди этой реанимационной палаты в детской клинике немецкого города Нюрнберга. И в награду за танец девочка еще и улыбнулась, потому что он, наверное, смешной, когда танцует.
Еще полтора месяца у них ушло на реабилитацию. В сентябре девочка вернулась домой совершенно здоровой. И всю зиму была здорова. А в начале весны каталась с братом с горки и ушибла колено. Колено распухло. Они опять пошли по врачам, и через пару недель выяснилось, что это не ушиб. Это остеосаркома, рак бедренной кости.
И все началось снова. Химиотерапия, две недели в коме, риск ампутации, метастазы в легких. В перерывах между курсами химиотерапии отец возил девочку по святым местам, по монастырям и чудотворным источникам, потому что да за что же это ей, Господи, посмотри же на нее!
Теперь опухоль уменьшилась, метастазы исчезли, девочка смеется. Осталось только заменить ей пораженный участок кости эндопротезом. Осталось только найти деньги на эндопротез.