премьера книга
В книжных магазинах появился труд историка и журналиста радио "Свобода" Ивана Толстого "Отмытый роман Пастернака. "Доктор Живаго" между КГБ и ЦРУ". Связь разведки и литературы взялась проследить АННА Ъ-НАРИНСКАЯ.
Начинается все прямо по-джеймс-бондовски: осенним вечером 1956 года самолет, летящий из Москвы, совершает якобы вынужденную посадку на Мальте. Пассажиров отправляют в зал ожидания, а из брюха аэроплана извлекают нужный чемодан, в котором — толстая папка с рукописью. "За два часа в служебной комнате 600-страничный манускрипт был тайно переснят, уложен обратно в чемодан, а пассажиры возвращены на свои места. Пропеллеры загудели как ни в чем не бывало. Текст "Доктора Живаго" попал в руки западных разведок".
Но этой заявке на шпионский роман книга Ивана Толстого не соответствует. Изложенная в первых строках история с самолетом — так и остается самым зажигательным эпизодом такого рода. И вообще — попытки притвориться не тем, что есть, не традиционным исследованием, а модным документальным детективом этот труд только портят. Ну вот, скажем, зачем автор решил представлять персонажей в особой, выскакивающей то здесь, то там рубрике под названием "Действующие лица"? В итоге повествование отдает советскими шпионскими телефильмами семидесятых-восьмидесятых, так что среди черно-белых лиц на фотовкладке читателю мерещатся портреты Тихонова и Соломина.
Историю публикации "Живаго" в произведение такого рода никакими "информациями к размышлению" не превратишь. На все главные вопросы, которые он сам формулирует во введении,— "кто и как выпустил первое русское издание "Доктора Живаго"?", "как получилось, что обладательница и хранительница единственного правленого автором экземпляра Жаклин де Пруайяр... позволяет осуществиться на западе безобразному уродцу, никем не вычитанному, с пропущенными строчками, перевранными словами и неправильно прочитанными окончаниями?", "как объяснить, что с этого хулиганского набора в течение тридцати лет печатались тиражи?" — автор в этом же введении отвечает. Первое "пиратское" издание "Живаго" по-русски выпустило ЦРУ, в руках которого после "самолетной операции" оказался именно неправленый вариант, а последующие тиражи печатались с этого издания на деньги этой организации. "Этого слишком многие не хотят принять",— продолжает господин Толстой. И дальше объясняет: "В этом факте видится покушение прежде всего на честь Пастернака", а потом успокаивает разволновавшегося было читателя: "Хочу заверить, что Борис Леонидович останется в белых ризах: он ничего не знал о ЦРУ, ни ЦРУ — о нем. Речь идет всего лишь о приключениях рукописи..."
В таком успокаивающем ключе можно было бы идти и дальше: ЦРУ, о котором идет здесь речь,— не то "страшное" ЦРУ, которое, как мы знаем из настоящих шпионских романов, не брезгает убийствами и торговлей наркотиками во имя своего правого дела, не ЦРУ, сделавшее президентом Пиночета и проворонившее бен Ладена, а ЦРУ, которое, согласно скрупулезному перечислению Ивана Толстого, "финансировало работу радио "Свободная Европа", всевозможные конференции, симпозиумы, социологические исследования, выпуск нескольких престижных журналов... ЦРУ выдавало многим западным исследователям и исследовательским центрам гранты и стипендии на изучение советского и постсоветского мира". ЦРУ поддерживало множество эмигрантских начинаний, в том числе одной из его "креатур" в Мюнхене в пятидесятые годы было ЦОПЭ (Центральное объединение политических эмигрантов), в типографии этого объединения, как выяснил господин Толстой, был произведен первый набор русского текста "Доктора Живаго".
Во всем этом нет ничего сенсационного. Конечно, те, кто в семидесятые читали желтенькие "тамиздатские" томики "Доктора Живаго", не считали их "продуктом ЦРУ", но узнав, что издание финансировано этой организацией, они никаких особых чувств не испытали бы. В диссидентских кругах, то есть в кругах тогдашних читателей пастернаковского романа, ЦРУ воспринималось исключительно как альтернатива КГБ, то есть как вещь скорее хорошая. И уж во всяком случае именно благодаря антисоветской культурной стратегии этой организации многие прочли разные замечательные книги, оказавшиеся в СССР под запретом.
Так что в самом факте ""Живаго" на русском напечатало ЦРУ" ничего из ряда вон выходящего нет. Что, конечно, не значит, что детали этой истории не представляют интереса. Например, как получилось, что на титульном листе самого первого русского издания романа, сделанного голландским издательством "Мутон" с того самого цопэшного набора, стоит тиснение "Г. Фельтринелли — Милан. 1958" (имя итальянца Джанджакомо Фельтринелли, которому Пастернак предоставил права на издание романа, делало "мутоновскую" книжку легитимной). Или почему на брюссельской выставке "Экспо-58" роман Пастернака появился на выносных столах перед ватиканским павильоном. "Ватикан в данном случае выбран не потому, что "Доктор Живаго" полон рассуждений о христианстве, и не потому, что Святой Престол — давний противник советской власти, а просто оттого, что советский павильон находился ровно напротив, и миновать столов с Пастернаком было невозможно". Но даже вместе с этими и многими другими подробностями история о том, как ЦРУ напечатало для нас "Живаго", тянет скорее на статью, пусть даже довольно длинную, а не на увесистую книжку. Добавочный объем "Отмытому роману" придает изложение и обсуждение вещей общеизвестных, неоднократно уже обсужденных. Таких, например, как роль возлюбленной Пастернака Ольги Ивинской в истории публикации романа — от попыток договориться с советскими чиновниками до попыток получить причитающиеся поэту с западных издателей гонорары. Автор "Отмытого романа" здесь занимает общеинтеллигентскую "антиивинскую" позицию и не разделяет позицию "Борис Леонидович любил Ольгу Всеволодовну, значит, всякая критика в ее адрес — камень в пастернаковский огород". "Помимо общего жульничества таких условий,— пишет господин Толстой,— это еще и унижение памяти поэта: он ведь дорог не только защитникам Ивинской. И вообще. Огораживание в истории литературы каких-либо запретных зон ведет к манипулированию культурой". С этим вроде бы не поспоришь, как и с большинством соображений, которые высказывает Иван Толстой в своей книге. Они все очень правильные. Даже слишком.
Иван Толстой. Отмытый роман Пастернака. "Доктор Живаго" между КГБ и ЦРУ. М., Время, 2009