Современный художественный мир становится тесным для критиков. Стоило корреспонденту Ъ отправиться в Лозанну, чтобы посмотреть там выставку Benetton par Toscani, как "Матадор" Константина Эрнста представил зрителям самого Оливьеро Тоскани. Меж тем завершившаяся вчера выставка в Музее современного искусства (FAE Musee d`art contemporain, Pully/Lausanne) — первый музейный эксперимент рекламного фотографа, уже шесть лет остающегося в центре внимания прессы.
Газетные заголовки Pret-a-choquer или United Horrors of Benetton свидетельствуют о существе претензий. По общему мнению, Тоскани — умелый художественный провокатор. В качестве иллюстраций к рекламному слогану United Colors of Benetton он использует намеренно шокирующие образы: смерть больного СПИДом, окровавленная форма убитого хорвата, поцелуй католического священника и монахини, албанские беженцы, залитая нефтью птица, террор в Италии. Поскольку реклама Benetton на улицах имеет многометровые размеры, занимает развороты модных журналов и время от времени становится объектом инвектив и запрещений, не заметить ее невозможно.
Одни признают за афишами важные художественные достоинства. Впервые реклама касается самых болезненных проблем реальности, а не создает параллельную, красивую и лучшую. Другие относятся к ним с подчеркнутой холодностью, говорят о бессовестном использовании штампов political correctness и отказывают фотографу в смелости, язвительно замечая, что, вероятно, торговля с такими афишами идет неплохо, коль скоро они продолжают появляться.
Тоскани привычно обвиняют в использовании человеческой трагедии в коммерческих целях. Парижский суд по иску, вчиненному Французской ассоциацией борьбы со СПИДом (AFLS), приговорил Benetton к штрафу, а Liberation отдала страницу антирекламе. Под собственной фотографией умирающий от СПИДа Оливье Беснар-Руссо поместил лозунг "Во время агонии торговля продолжается". Когда Тоскани представил Рейгана в образе больного СПИДом, представитель Белого дома Кэти Буш назвала эту работу безвкусной и даже аморальной. Историй подобного рода не счесть, каждая рекламная кампания вызывает скандалы.
Эти скандалы выглядят четко спланированными, даже старательно спроектированными акциями по поводу нового произведения. Используя социальные и национальные табу, Тоскани удалось возмутить спокойствие разных народов и рас. В США осудили изображение сидящих на горшках белых и черных детей, усмотрев в этом детскую порнографию — хотя Тоскани, возможно, интересовался здесь лишь сочетанием цветов и фактур. Затем американские феминистки заявили, что белый младенец у груди черной женщины — старинный символ расового угнетения и в этом виде United Colors совершенно недопустимы в United States. В исламских странах запретили фотографию детей, показывающих язык, как нечто абсолютно неприличное и даже порнографичное. Столь же порнографической и отталкивающей сочли в Германии фотографию букета цветов.
Тоскани умело поставил вопрос восприятия, демонстрируя, насколько оно обусловлено предрассудками и ожиданием подвоха. Большая его заслуга в том, что он заставил обсуждать фрагменты жизни в терминах искусства и морали. Для этого он намеренно отделяет себя и от натуры, и от интерпретации.
Рекламный слоган про "Объединенные цвета" работает только вместе с картинкой (с которой и состоит в сложных отношениях подтверждения-отрицания), но к существу изображения прямого отношения не имеет. Всегда используется некая игра слов и смыслов. Цветные презервативы, цветные дети, маленькая негритянка с грязной фарфоровой куклой, даже рулон туалетной бумаги — все это отчасти может подойти к "Объединенным цветам". Но перед нами не коллаж, а огромная фотография, на которой стоит подпись не художника, а фотографа. Тоскани как правило подписывается Ph. O. Toscani, подчеркивая, что его вмешательство в натуру минимально, а его объектив — объективен. В тех случаях, когда используется готовая фотография, он пишет Concept. O. Toscani, а затем автора и журнал, для которого был сделан снимок. Понятная дистанция между фактом и произведением, между реальностью, снятой фотоаппаратом и реальностью, вышедшей на плакат при удивляющем минимуме средств (кадр и слоган), и составляет главный трюк Тоскани.
В том же, что это именно трюк, убеждают многие истории. Самая неприятная из них связана с самой известной среди бенеттоновских реклам: окровавленной униформой убитого хорвата (1994 год). Отец солдата, приславший одежду в в одну из международных организаций ("чтобы то, что осталось от моего сына, было использовано против войны и за мир..."), возмущался потом затеей Тоскани: "мне кажется, что я торгую телом сына". Сестра же убитого уверяла, что Тоскани произвел некоторые манипуляции с одеждой, специально испачкал майку кровью и даже продырявил ее, поскольку брат был убит выстрелом в голову.
Впрочем, эту униформу Тоскани поместил на ярко-белый фон, лишив, насколько возможно, образ всякой определенности. Во-первых добавив один цвет к объединенным цветам серого, хаки и крови, а во-вторых, во второй раз вырезав кусок реальности и перенеся его в совершенно другой контекст. Причем наибольшее впечатление на всех произвела не окровавленная одежда, а отсутствие тела.
Тоскани ждет мгновенного отклика, поскольку обращается к городу. Его работы принципиально не музейны, потому что сейчас музей современного искусства — это природное место провокации, а улица или страница модного журнала — ни в коем случае. В музее было уже все, чего не было и не могло быть в городе. В этом и состоял главный эффект рекламы Тоскани. И в этом как раз сильно проиграл лозаннский Musee d`art contemporain.
Когда рекламу просто вернули в музей, все ее очарование пропало. Она переполнила залы, и афиши начали мешать друг другу, притом, что никакой другой информации рядом не было представлено: ни истории создания, ни даты, ни соавторов. Понятно, что таким образом музей хотел подчеркнуть анонимность рекламы, и вообще, как сказано было: "Мы сделали эту выставку не для того, чтобы сакрализовать образы Тоскани". Но тогда имело, быть может, смысл представить афиши на лозаннских улицах, использовав городской пейзаж, который не так давно в Женеве сделал объектом экспозиции Питер Гринуэй. Музей просто наклеил белые афиши на белые стены, лишив их рамки, фона и тем самым определенности дистанции.
Возможно, кураторов подвела надежда на успех, подобный тому, который выпал на долю Тоскани два года назад в Венеции. Возможно, доверились критикам, искавших у Тоскани чисто художественных достоинств и отмечавших, что композиция плаката с умирающим напоминает классическую итальянскую живопись, а рекламные ужасы Тоскани выполняют в современном городе старинную роль Vanitas.
Акиле Бонита Олива противопоставил кадры Тоскани обычным рекламам "типа Coca-Cola". Знаменитый итальянский критик был прав: Тоскани переменил сам тип рекламы, а человек, меняющий тип рекламы, меняет и графику мира и все его объединенные цвета.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ