Перевод Владимира Гандельсмана
Акт I. Сцена VII
Замок Макбета. Гобои и факелы. Проходят кравчий и несколько слуг с блюдами. Затем М а к б е т.
М а к б е т
О, если б все единым махом: раз —
и кончено, о, если б сеть последствий
корону выловила, а начала
с концами обрубались прямо здесь,
на отмели, на меловой доске
времен, я бы без страха воздаянья
сошел в безвременную глубь. Но суд
нас ждет и на земле, когда вернут
ученики кровавого деянья
преподанный урок как воздаянье
и с тем же ядом кубок поднесут.
Он может полагаться на меня
вдвойне: я подданный и я родня;
хозяин должен бы стоять, как страж,
в дверях, а не точить за дверью нож;
тем более, так добр властитель наш,
что добродетель вострубит,
как ангел, если будет он убит;
и жалость, новорожденным младенцем
на облаке, младенцем-херувимом
возникнув, превратится в трубный глас
и в ливне слез утопит страшный час.
Все только честолюбье, скверна
с объездчиком по кличке зло,
чья страсть быть на коне чрезмерна,
того гляди перемахнешь седло...
(Входит леди Макбет.)
Что скажешь?
Л е д и М а к б е т
Он отужинал почти.
Ты почему ушел?
М а к б е т
Король справлялся?
Л е д и М а к б е т
Конечно.
М а к б е т
Мы не можем продолжать.
Он так меня восславил, а молва
раззолотила так его слова,
что этой роскоши себя лишать
я не хочу.
Л е д и М а к б е т
Ты спьяну примерял
мечту, которую потом заспал?
А протрезвел, чтоб в бледном раздраженье
попятиться? Ты и в любви таков?
Бежать в испуге, не начав сраженья,
от сбывчивой закваски снов?
Примериваясь к блеску жизни, быть,
по тем же меркам, трусом и не сметь
придвинуться к тому, что смел хотеть?
И рыбку съесть, и лап не замочить?
М а к б е т
Я смею все, что смеет человек.
Не-человеческое я отверг.
Л е д и М а к б е т
Ты был не ты? В тебя вселился зверь,
когда увидела я твой оскал?
Ты человеком был тогда, поверь.
Но если бы ты мужественней стал
в сравнении с собой тогдашним, ты
лишь утвердился б в званье мужа. Время
и место в прошлый раз не подошли,
зато теперь, когда все так совпало,
ты не подходишь. Зная и любовь
и нежность материнства, я сосок
отдернула бы от бескостных десен
и бросила младенца оземь,
когда бы, как Макбет, дала зарок.
М а к б е т
А если неудача?
Л е д и М а к б е т
Неудача?
Решимость натяни как тетиву —
и победим. Едва Дункан уснет
(тем беспробудней, что устал с дороги),
у опоенных мною слуг
ослепнет память, сей глазок в рассудок,
который просто перегонный куб
вина у одурманенных скотов.
Что может стать тогда помехой плана
задуманного? Что нам запретит
взвалить вину на дохлых слуг Дункана
за то, что он предательски убит?
М а к б е т
Рожай лишь сыновей. Такой напор
отчаянный присущ одним мужчинам.
И впрямь, кто нам припишет смерть его,
когда мы замараем спящих кровью
их собственных кинжалов?
Л е д и М а к б е т
Кто рискнет
при виде нашей возрыдавшей скорби
нас обвинить в убийстве?
М а к б е т
Решено.
Я каждым мускулом готов к удару.
Потешимся же блеском представленья,
под маской спрятав сердце преступленья.
(Уходят.)