Выставка современное искусство
В Галерее искусств Зураба Церетели при Российской академии художеств (РАХ) открылась выставка картин ученика покойного Тимура Новикова и профессора "Новой академии изящных искусств" Егора Острова "Теория струн". Историческое событие наблюдала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Свершилось! То, о чем говорил вождь петербургского авангарда 1990-х Тимур Петрович Новиков, свершилось. Тимур Петрович, собственно, говорил, что обе академии — его и Зураба Константиновича — борются за одно общее дело, нетленную красоту и вечную классику, и должны объединиться в этой борьбе. Так и представляешь себе выставку тимуровских безобразников — с их фраками, цилиндрами и ерническим "новым русским классицизмом" — в таком уважаемом московским правительством заведении, как РАХ. Тогда Зураб Константинович боролся за Москву, а современное искусство Москвы его презирало и Тимура Петровича осуждало — как ренегата. Сейчас у Зураба Константиновича три музея и две галереи современного искусства — там выставляются все те, кто когда-то его презирал. И вот в зурабовской музейной империи открылась выставка одного из видных тимуровцев — без всякого ерничества, всерьез.
Галерея искусств Зураба Церетели помещается во дворце князей Долгоруковых на Пречистенке, который, несмотря на зверскую "реконструкцию", все же сохранил кое-какие остатки классицистического духа. Галерея снизу доверху набита аляповатыми ковриками, эмалями, картинами и скульптурами работы хозяина, старого академика, и они этому духу соответствуют куда меньше, чем строгие и однообразные, как арки какой-то бесконечной аркады, картины "нового академика" Егора Острова.
В неоакадемической труппе Егору Острову было отведено важное амплуа: пропускать нетленную красоту и вечную классику через фильтры фотошопа, в промышленных масштабах выдавая рукотворные, по трафарету писанные ремейки хрестоматийных шедевров с волнистым растром. Леонардовские андрогины в полосочку — это было вполне в духе кумира "Новой академии" Энди Уорхола, полагавшего, что в эпоху технической воспроизводимости нечего выпендриваться и творить новое, когда можно обойтись хорошо проверенным старым.
Шедевры выбирались из неоакадемического пантеона: скульптура Эрмитажа, культовые фигуры гей-истории искусства вроде Леонардо, Микеланджело и Караваджо, любимец Гитлера героический монументалист Арно Брекер, граверы-маньеристы — те, что пошли в пандан к фотографиям Роберта Мэпплторпа на знаменитой эрмитажно-гуггенхаймовской выставке.
К этим базисным ценностям Егор Остров — с академическим постоянством — возвращается из года в год. Зато идеологическая надстройка на протяжении последних пятнадцати лет менялась. В 1990-е полосатый растр толковали в сугубо художественном духе. Как иронический привет поп-арту или как попытку поднять классику на новомодную компьютерную высоту. Сам же Тимур Новиков говорил, что это новая оптика молодого человека, не вылезающего с танцпола и видящего мир в мерцании стробоскопов. В 2000-е неоакадемик взялся за интерпретации в научном ключе. Например, на выставке в мемориальном музее А. С. Попова, сделанной для одного из фестивалей "Современное искусство в традиционном музее", волнообразные полосы привязывались к радиоволнам. А теперь пошла в ход другая физическая теория — теория струн, а также рассуждения о "единстве всех вещей и явлений" в духе индуизма, буддизма и даосизма разом. Про стробоскопы и танцполы было, конечно, остроумнее. Зато про волны и струны — академичнее. Правда, это совсем не та веселая наука, которую имел в виду Тимур Новиков.