Конечно, визиты в Москву лидеров стран-союзников по поводу празднования Дня Победы носили не светский, а вполне протокольный характер. Догнавший в России своего президента певец Джо Коккер тоже прибыл к нам по делу. Между тем, можно было ожидать, что в весенней столице парады, открытия мемориалов и прочие мероприятия будут носить светский оттенок. Этого не произошло: статуя маршала Жукова напоминает мрачные образцы советской скульптуры, мемориал на Поклонной горе похож на эклектический ансамбль ВДНХ — с той лишь разницей, что в первом несравнимо меньше эротических мотивов. Если не считать таковым центральный громадный "штык" с барельефом наверху, издалека напоминающим витиеватую татуировку. В этой атмосфере помпезности, идеологичности и разгула всяческой официальности светская жизнь съежилась, увяла и забилась по углам — подальше от кремлевских палат. Если считать углами, конечно, Центр международной торговли, Дом кино, новое помещение Третьяковской галереи, а также Московский художественный театр, и до того не раз становившийся местом отправления светских ритуалов.
В Торговом центре посольство Израиля дало большой прием в честь Дня независимости, причем среди дипломатов, чиновников и банкиров было замечено большое количество не кинозвезд или спортсменов-чемпионов, а российских писателей. Отчасти этого свидетельствует о склонности израильских дипломатов к изящной словесности страны пребывания. Но в основном, конечно, говорит о набирающей обороты светской активности литературного бомонда. Ведь нынче писателям многочисленные премии все больше заменяют гонорары. Судя по приподнятому настроению присутствующих сочинителей, этот оборот дела они считают не худшим из возможных. Хотя бы потому, что у них стало много больше свободного времени,— любой литератор знает, какая морока была прежде общаться с издательствами. На посольском приеме можно было увидеть редактора "Знамени" Сергея Чупринина, Наталью Иванову, Василия Аксенова, Андрея Вознесенского, Евгения Рейна, Андрея Битова — и далее по списку ПЕН-Центра.
В Доме кино прошла бурная премьера фильма "Мания Жизели", причем публика на фуршете состояла сплошь из участников постановки и их близких родственников, потому что авторы фильма ухитрились снять в своей ленте целое созвездие кинорежиссеров и кинокритиков, что нельзя не признать мудрым решением. Странно, но никому до Дуни Смирновой, автора сценария, не приходило в голову это воистину универсальное решение: во-первых, экономия расходов на банкет, куда помимо участников постановки принято звать коллег и критиков — в данном случае оказалось, что это все одни и те же лица. И, во-вторых, критики безусловно явятся повидать себя на экране, а значит, есть шанс, фильм посмотрят. Дело было поставлено на столь широкую ногу, что даже те критики и культурологи, которым ролей не хватило, были задействованы в массовке, и внимательный наблюдатель светской жизни мог увидеть на дальнем плане в некоторых эпизодах и г-на Шолохова, и г-жу Беляеву-Конеген. В то время как роли с речами получили г-жа Москвина, супруга г-на Шолохова, и г-н Тимофеевский. Фуршет был тем более оживлен, что на всех участников были заказаны места в поезде Москва-Петербург с тем, чтобы переместиться уже на следующий вечер в тамошний Дом кино. У всех было чемоданное настроение: и у композитора Леонида Десятникова, наряду с некоторыми сочинителями века минувшего автора музыки к фильму, и у художника-постановщика Николы Самонова, и у супругов Шолоховых, и, конечно, у самой виновницы торжества. По некоторым сведениям, фуршет в ресторане плавно перетек, так сказать, в пижам-пати в фирменном поезде "Красная стрела". И это неплохое решение — прежде дальше финской бани после банкета фантазия организаторов подобных мероприятий не простиралась.
Куда более традиционно и чинно проходил в Третьяковке вернисаж современной британской скульптуры. Было довольно много Генри Мура и каких-то не очень определенных изваяний из крашеного плюша и пенопласта, причем — и это удивительно ввиду изложенных выше соображений — открытие происходило при участии единственного писателя и поэта Владимира Салимона, которого в израильском посольстве как раз не было. Зато были посол Великобритании сэр Брайан Фолл, директор Третьяковки г-н Родионов, директор русского отделения Британского совета Марк Эванс и многочисленные журналисты. Как всегда все перепуталось: именно Британский совет в Москве курирует присуждение Букеровских премий, и писателям было самое место рядом с г-ном Эвансом; с другой стороны, одна израильская фирма выступила спонсором очередного номера журнала "Золотой векъ", редактируемого г-ном Салимоном, так что тому, чем разглядывать Мура и прихлебывать скотч, место было как раз при посольстве Израиля.
Во МХАТе проходила торжественная церемония вручения премий "Телевизионный эфир", или ТЭФИ, и с непривычки многие недоумевали, отчего премии присвоено имя знаменитой писательницы-эмигрантки, пишущееся, впрочем, через двойное "ф". Телевизионщики, конечно, припозднились: кинематографисты со своей Никой, писатели с многочисленными премиями, Зоя Богуславская с "Триумфом", даже актеры с "Золотой маской" давно отстрелялись, а Букеровский комитет вовсю готовится к вручению премии этого года. Люди же с ТВ только сейчас подвели итоги года давно ушедшего. Зато — размах! Кого только было ни встретить в фойе МХАТа в этот вечер: маршала Шапошникова и клоуна Никулина, режиссера Рязанова и целое созвездие главных редакторов газет и журналов, академика Бунича и скульптора Неизвестного. От писательского цеха, впрочем, был только один представитель, но зато — Александр Кабаков. Впрочем, в партере были замечены Белла Ахмадулина и Борис Мессерер, но, с одной стороны, Мессерер здесь был как бы по долгу службы — он все-таки главный художник МХАТ, с другой — эта светская чета, выдержав чуть больше двадцати минут, неприметно исчезла из зала, хотя на приеме посольства Израиля продержалась не менее часа.
Во второй раз МХАТ подвергся нашествию богемного бомонда по случаю демонстрации Дюссельдорфским театром на Новой сцене пьесы, сделанной по повести Владимира Сорокина "Месяц в Дахау". Характерно, что в то же самое время на Большой сцене шла пьеса "Любовь в Крыму" — коллаж мотивов русской драматургии и истории, тогда как сочинение Сорокина мягко отсылает к известной пьесе Ивана Тургенева. Так что если бы нашелся энтузиаст, объединивший оба представления, то получилась бы просто феерия. Впрочем, многие догадливые зрители, просачиваясь через буфет из одного зала в другой и обратно, смогли соединить впечатления от обоих представлений.
Ожидался легкий скандал; были опасения, что найдутся люди, которые неправильно поймут замысел русского концептуалиста: советский писатель получает визу в Германию и отдыхает в известном концентрационном лагере, где германская женщина по имени Маргарита-Гретхен знакомит его со всеми прелестями этого заведения. Туманный смысл этой притчи о двойственной немецкой душе и русском мазохизме, впрочем, ветераны интерпретировали в духе Абуладзе, как "покаяние" немцев, и много аплодировали в финале. Были довольны и друзья Сорокина — режиссер Алексей Левинский, писатель из Британии Зиновий Зиник, а также вернувшиеся из Петербурга г-да Беляева-Конеген и Десятников. Последний, впрочем, прибыл по делу: вместе с Зиником, автором романа "Фунгофил и русофобка", вдохновившего BBC на создание телесериала, он собирается сочинить оперу. Правда, писатель признался, что понятия не имеет о том, как пишутся оперные либретто, но первую фразу он уже придумал. В свою очередь композитор вздохнул, что обожает читать светскую хронику, но ни в коем случае не хотел бы стать одним из ее персонажей. Увы, так не бывает: тому, кто вышел на светскую сцену, не избежать света софитов.
САНДРО Ъ-ВЛАДЫКИН