На сцене "Под крышей" театра им. Моссовета состоялась премьера спектакля "Мой бедный Марат" по пьесе Алексея Арбузова в постановке Андрея Житинкина. Даты первых трех представлений — с 1 по 8 мая — заставляют предположить, что премьера выпускалась специально ко Дню Победы.
Последние московские постановки — "Мое заглядение" в театре на Малой Бронной и моссоветовский "Бедный Марат" — показали, что c представлением об Алексее Арбузове как корифее советской реалистической драмы современные режиссеры решительно не согласны. Скорее всего, для самого драматурга это не стало бы слишком неприятной неожиданностью. Арбузов жаловался друзьям, что замечательный режиссер Андрей Лобанов говорил на репетициях "Тани": "Не забывайте, что Соколов — член профсоюза".
Таежный охотник Игнат Соколов казался Алексею Арбузову не столько плательщиком профсоюзных взносов, сколько "олицетворением поэтического восприятия мира, далеких походов, мужества, своеобразной песней пьесы...". "Мой бедный Марат" написан значительно позже "Тани", когда Арбузов вполне уже свыкся с тем, что песню можно пропеть, а сыграть и поставить — трудно. И все-таки спектакль Андрея Житинкина кажется утешительной репликой на ту, почти шестидесятилетней давности, жалобу.
Во-первых, новый "Бедный Марат" существует вне быта. Точнее, волей режиссера и сценографа Андрея Шарова действие перенесено из разрушенного бомбежкой ленинградского дома в интерьеры, будто созданные по рекомендациям журнала "Домовой". Белые стены, белая печка-буржуйка, белая кровать, белый буфет, который белая девочка Лика (в белой ушанке, белой шубке, белых ботинках и белых гольфиках, как у Шарлотты Рамплинг в финале "Ночного портье") не успела пустить на дрова. Такими же белыми входят в действие и оба героя-соперника: Марат (Александр Домогаров) с Леонидиком (Андрей Ильин). И только с течением лет, а их в пьесе проходит тринадцать, проступают иные краски.
Во-вторых, поэтическое видение мира явлено здесь вполне. Певцом далеких походов становится инженер-строитель Марат, вначале уступивший другу свою возлюбленную (Лариса Кузнецова), но потом получивший ее назад. Лика, как известно, с трудом, но выбирает одного из двух полюбивших ее мужчин. А потом, осознав, что жизнь складывается "не так", уходит к другому. Перестановка слагаемых в данном случае, действительно, вряд ли что-нибудь значила бы. Останься Лика с Маратом, лет через десять ей все равно захотелось бы перемен. Потому что пятидесятые годы были постоянно тоскливым временем, а муж — единственной переменной величиной. Советский классик Арбузов лишь заключил в любовный треугольник экзистенциальную драму нереализовавшейся жизни.
Но Андрея Житинкина это менее всего занимает. Как и абстрактное для нынешнего поколения соображение, что блокадная дружба задает тему всей жизни. Через арбузовские "диалоги в трех частях", сыгранные почти без купюр, отчетливо проступает пикантная история тройной любви с гомосексуальным оттенком.
Статные красавцы, особенно в белом своем периоде, кажется, гораздо более озабочены друг другом, чем маленькой хлопотуньей Ликой. И клятвы в любви к ней звучат не более чем очередным отголоском "поэтических представлений о жизни" — недаром Лика выбирает того, кто клянется чуть менее поэтично и чуть более убедительно. Впрочем, до конца разобраться в чувствах своих героев режиссер не рискует. Лику они тоже по-своему любят, и вероятно, лучший для них выход — так всю жизнь и прожить теплой дружной компанией. Тому свидетельством последняя сцена: три полуобнаженных тела, тесно прижавшиеся друг к другу за стеклом двери.
Осовремененная путаница чувств, хотя и вызвала аплодисменты почти после каждой отдельной сцены, начисто изгнала из спектакля то, на чем держалось обаяние давней арбузовской пьесы: сентиментальность. Новым Марату, Лике и Леонидику почти так же трудно сочувствовать, как героям "Внезапно прошлым летом" — очень хорошей постановки Житинкина в театре им. Моссовета пьесы Тенесси Уильямса. При при всей откровенной их извращенности они смотрелись гораздо милее и органичнее, чем бело-голубые арбузовские герои.
Похоже, что лучшая часть советской драматургии, выдерживавшая на протяжении десятилетий жесткий прессинг ограничений, справедливо пасует перед попытками абсолютно раскованной интерпретации. Не стоит все-таки забывать, что все ее герои были членами профсоюза.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА