При исходно благожелательном отношении к нынешней власти в новом президентском послании можно обнаружить ряд превосходных идей и пожеланий — и почти ничего такого, что вызывало бы полное неприятие. При заведомо неблагожелательном отношении к режиму все, что говорится на официальном уровне, по определению есть пустое многоглаголание — и тогда предмет для анализа вовсе отсутствует.
Таким образом, предположение, что президент "не зверь какой, душегуб лесной", является не просто индивидуальным выражением присущего наблюдателю благодушия, но оказывается необходимым интеллектуальным условием для анализа данного текста вообще. В противном случае остается, подобно коммунисту Зюганову, отвергнуть текст как таковой и закрыть весь вопрос в преддверии грядущих великих битв. При желании большей поступательности и меньшей увлекательности остается принимать текст за чистую монету.
Тут, конечно, необходима важная оговорка. Тронная речь на то и тронная речь, чтобы ее писали приближенные к трону философы, т. е. эксперты и помощники. При этом вне зависимости от того, до какой степени президент окружен, как выразился правозащитник Ковалев, "мерзавцами и подлецами", пишущие помощники не являются ни первыми, ни вторыми, а всего лишь либеральными бюрократами. Поскольку никто еще не уверял, что либеральные бюрократы в конце 1994 года разом обратились в озверевших партократов, остается предположить, что, в полном соответствии с уверениями авторского коллектива, послание окажется квинтэссенцией украшающего монархию либерального бюрократизма — разве что с некоторыми уступками, на которых настоял повинующийся злобе дня президент. Это и определяет жанр послания, изъясненный помощником по национальной безопасности Батуриным, — "Проект будущего, который будет реализовываться: а) не всеми теми, кому президент его адресует; б) имея в виду не совсем то, что подразумевал президент, — и при всем при том некоторые идеи послания окажутся осуществленными".
Что же до писавших послание либеральных бюрократов ("партии мира", "реформаторского крыла" и пр.), то проблемой, их наиболее занимающей и угнетающей, является традиционный для русской истории развод между обществом и властью, между свободой и государством. Послание писалось в самые драматические моменты нынешнего развода, и потому выраженной в предисловии центральной его идеей была попытка как-то остановить этот наезженный ход, гарантированно приводящий сперва к озверению общества против государства (Россия до 1917 года), а затем к озверению государства против общества (Россия после названной даты). Отсюда конкретное исповедание либерально-государственнической веры — "мы еще не воспринимаем государство как одно из наиболее значительных достижений мировой истории. Оно является прежде всего политической организацией всех граждан, их совместным достоянием и общим делом". Отсюда и общее содержание послания, адресованного явно не "патриотам" (тем вряд ли полюбились бы пассажи против фашизма) и даже не просто бюрократии (чинимые ею злоупотребления всячески обличаются), но в первую очередь той части общественности, которая по итогам последних месяцев укрепилась в мысли, что "государство есть самое холодное из всех холодных чудовищ".
В доказательство того, что не самое холодное, приводится ряд идей и предложений. Обоснование чеченской кампании как отнюдь не бодрого начинания, но всего лишь мучительно вынужденной необходимости. Осуждение провинциальной и муниципальной бюрократии и совершенное согласие с написанным летом 1994 года докладом Сергея Ковалева (президентского обличителя и автора пассажа о "мерзавцах") о крайних злоупотреблениях, чинимых московской мэрией и иными "субъектами Федерации". Обвинение МВД, ФСК, судов и прокуратуры в фактическом пособничестве национал-социализму. Объявление СМИ и правозащитных организаций важнейшими партнерами органов госвласти и признание за государством доли вины в отношениях с прессой. При том что ко всякому благому пожеланию можно относиться cum grano salis, ориентация на совершенно определенного адресата и на диалог с ним несомненна. А поскольку таким количеством либеральных пассажей власть отталкивает от себя ряд других партнеров для диалога и откровенно демонстрирует свое предпочтение именно либеральной общественности, то посланием провоцируется "момент истины" — нужно либо возобновлять диалог с государством (что составители послания, очевидно, и имели в виду), либо с уже полным бесстрашием возглашать: "Царь испугался, издал манифест: Мертвым свободу, живых под арест" (чем, возможно, дело и кончится). Но, во всяком случае, доколе не будет с несомненностью показано, что идеи послания не имеют никакого отношения к действительности, идейные основы нынешней демократической оппозиции будут выглядеть менее впечатляюще.
Полемика вокруг послания (в предположении, что она будет вестись добросовестным образом) должна была бы базироваться на спорах вокруг стадиальности российского развития. Credo либеральной бюрократии состоит в том, что процесс модернизации, во-первых, долгопротяжный; во-вторых, предполагающий последовательность: доколе в повестке дня стоят задачи, более присущие этапу становления национального государства (утверждение государственной целостности, кодификация законодательства, формирование нормальной судебной системы и дееспособного чиновничества), трудно ожидать, что Россия на глазах обретет черты постиндустриального общества кануна XXI века. Оппоненты режима исходят из того, что решение вышеописанных задач требует от власти лишь минимальной и кратковременной добросовестности, а от общества вообще ничего не требует, устранение же от задач ускоренной постиндустриализации и лишение народа плодов XXI века есть явный и несомненный грех кремлевских властителей.
Сравнивая стилистику послания с властным слогом конца 1994 года, следовало бы признать, что в соответствии с временем года из Кремля вновь повеяло весною. Однако циклы начальной эйфории и последующей фрустрации — вообще говоря, и составляющие суть медленного исторического процесса — настолько надоели обществу, собирающемуся в апреле праздновать десятую годовщину этих циклов, что большая часть либерально-бюрократических усилий по составлению несомненно полезного и поучительного текста рискует пропасть втуне.
Жаль, ибо государственные идеи послания вполне похвальны, и к тому же всеми вышеописанными задачами все равно кому-то и когда-то надо заниматься. Если же считать, что сочиненное поднаторевшими в кремлевских интригах помощниками просвещенное послание — чистая маниловщина, тогда даже трудно и помыслить, какой сверхчистой маниловщиной одарят россиян менее запятнавшие себя хождением во власть политические деятели, когда настанет их очередь держать тронную речь.
Максим Соколов