концерт / классика
Субботний траур Национальная филармония отметила гастролями московского пианиста Павла Нерсесьяна "Ночная музыка". В связи с премьерой оратории "Скорбящая мать" Юрия Ланюка (см. материал на этой же странице) концерт господина Нерсесьяна был перенесен с пятницы, что не помешало ему собрать полный зал, в котором нашлось место и ЮЛИИ БЕНТЕ.
Сольный концерт известного российского пианиста, профессора Московской консерватории Павла Нерсесьяна в рамках филармонического абонемента "Искусство фортепианной игры" — событие из ряда тех, которые следует посетить всякому человеку, неравнодушному к роялю. Тем более что в последний раз господин Нерсесьян выступил в Киеве почти случайно: полтора года назад с Квартетом им. Глинки он безупречно отыграл Фортепианный квинтет Антонина Дворжака, заменив заболевшего накануне гастролей Александра Бондурянского.
В нынешнюю эпоху узкой специализации этот музыкант держит марку универсала: у него "в пальцах" — практически весь классический репертуар, в биографии — победы на дюжине конкурсов (редкий случай, когда пианист со всех конкурсов без исключения привозит звание лауреата) и гастроли во всех важнейших концертных залах и музыкальных столицах. Именно широкий репертуар позволяет Павлу Нерсесьяну формировать небанальные программы вроде нынешней "Ночной музыки", где произведения классиков объединены не традиционно — по стилю, эпохе или жанру,— а, казалось бы, по совсем незначительному признаку — "ночной" тематике.
Впрочем, ночь — излюбленный мотив композиторов-романтиков, так что сольное выступление Павла Нерсесьяна стало их бенефисом ("Лунная соната" Бетховена в этом смысле — откровенный предромантизм, а мистический "Ночной Гаспар" Мориса Равеля — его постлюдия). Начался концерт с Вальса ля мажор из "Венских вечеров" Шуберта--Листа и "Ночных пьес" Роберта Шумана, где все части шли без перерыва, контрасты тени и полной тьмы доводились до предела, а пассажи на полупедали напоминали комету с искрящимся хвостом.
Из выступавших в последние годы в Киеве пианистов мало кто умудрялся добыть из рояля настолько филигранный, аристократический и многогранно-переменчивый звук (правда, иногда в погоне за точностью и тишиной некоторые ведущие звенья мелодии под пальцами пианиста вообще пропадали). Собственно, этим звуком он и подкупил переполненный зал с первых же секунд выступления: после первой же пьесы слушатели наградили его бурными овациями, после каждой следующей — не меньшими, а в завершение концерта, дружно встав с мест, выпросили два шопеновских биса — вальс и этюд.
Тем не менее именно блок из пьес Фредерика Шопена, сыгранный во втором отделении, был самым спорным: закопавшись в красоты драматического Ноктюрна до минор, артист так и не вышел с должным пафосом на кульминацию — получилась пьеса с заявленной, но нереализованной победой. Еще одна странность музыканта (в которой он, впрочем, вполне убедителен) — это темп средней части "Лунной сонаты", очень медленный, практически как в знаменитых арпеджио первой части.
Но главным курьезом все же следует признать ситуацию с написанием фамилии пианиста: во всех официальных источниках он — Нерсесьян, однако киевская филармония в афишах и программках упорно придерживается традиционного варианта "Нерсесян". Хотя даже по игре музыканта понятно, что каноны ему не указ.