концерт / джаз
В воскресенье в Киеве по случаю 10-летия Польского института и 90-летия независимости Польши выступил Лешек Можджер — пианист, прославившийся импровизациями на темы Фредерика Шопена. По такому случаю Национальная филармония пережила аншлаг. Шопена минималистского, джазового, авангардного, смешного и даже ориенталистского вместе со всеми слушала ЮЛИЯ БЕНТЯ.
37-летний польский пианист Лешек Можджер с пятилетнего возраста прошел все возможные ступени исполнительской муштры. Стремящийся к классическому образованию (для чего поступил в Гданьскую музыкальную академию), он еще в старших классах школы увлекся джазом: некоторое время играл в ансамбле с кларнетистом Эмилем Ковальским, а затем на протяжении шести лет барабанил по клавишам в составе самого известного польского джаз-ансамбля 1990-х — Milosc ("Любовь"). В 1994 году в альбоме "Chopin — Impresje" ("Шопен — Впечатление") он наконец нащупал золотую жилу польской культуры — музыку Фредерика Шопена,— приобщившись к так называемому шопеновскому направлению польского джаза.
В Польше Лешек Можджер практически поп-звезда. Его альбомы, записанные, кстати, в Виннице и во Львове, собрали на родине музыканта целый букет наград, а сольник "Piano" в 2004 году стал дважды платиновым, что по джазовым меркам совсем уж фантастика. Алексей Коган — ведущий концерта в филармонии — оказался совершенно прав, когда в приветственной речи всячески избегал слова "джаз" и резюмировал свой биографический рассказ так: "Лешек Можджер видит далеко вперед и помнит, что было в прошлом".
Если Фредерику Шопену, игравшему в основном свою музыку, достаточно было инструмента и рук, то Лешек Можджер появился на сцене с коробочками, из которых во время концерта извлекал какие-то металлические штуковины, чтобы забросить их под крышку рояля. Следует отметить, что в субботу музыкант проделывал те же трюки на закрытом приеме по случаю 10-летия Польского института в столичном ресторане "Шоколад", где перед выступлением вполне серьезно запретил публике есть, пока он не доиграет.
В филармонии, едва присев у рояля, музыкант принялся завязывать шнурки на ботинках, приговаривая "еще минутку посидите". Затем он прикрыл струны среднего регистра какой-то тряпочкой и занялся колдовством по рецептам американских минималистов. Накручивая энергию одного и того же мотива в тугую гипнотизирующую спираль до немыслимого предела и тут же хватаясь за следующую музыкальную фразу, он при этом ни на йоту не отклонялся от заданного ритмического пульса и даже громко притопывал ногами.
Собственно, Шопен в эту бездушную, на первый взгляд, механику проникал постепенно. В громыхающем месиве второй импровизации вдруг начали проклевываться типичные для шопеновских ноктюрнов пассажи. В четвертой, хотя и с трудом, но можно было узнать "шопеновский стандарт" — Этюд ми мажор, под пальцами пианиста то звучал глухо, словно эхо, то грозно рычал от удара рукой прямо по струнам рояля без посредничества клавиш.
В пьесах Шопена Лешек Можджер извлекал на свет и значительно усиливал скрытые смыслы: мазурка у него становилась чуть ли не дьявольским танцем, прекрасная кантилена тянулась в вечных самоповторениях до бесконечности и совсем не надоедала, а приятно фальшивящий рояль с зажатыми ладонью и припорошенными всяким металлическим мусором струнами звучал, словно китайская музыкальная шкатулка.
Чтобы еще больше развеселить зал, Можджер поиграл в нерадивого школьника, который в шопеновской каденции все никак не может точно перейти от доминантовой гармонии к тонической, каждый раз начиная фразу "от печки", и даже монотонная зубрежка в его исполнении превратилась в эмоциональный минималистский пассаж.
Проведя подобным образом в поисках Шопена целый час, пианист в конце концов отыскал его настоящего в знаменитой Мазурке ля минор — возможно, самой чудесной и загадочной музыке, которая когда-либо была создана польским композитором. Немного побродив вокруг да около ее основного мотива, Лешек Можджер завершил концерт увесистым фрагментом оригинала, отвесив тем самым глубокий и искренний поклон великому соотечественнику.