Российско-иранский контракт на достройку АЭС в Бушере (на сумму порядка $140 млн с последующим развитием до $1 млрд, а по некоторым оценкам, до $8 млрд) привел к серьезным осложнениям в российско-американских отношениях. Высокие чины администрации Клинтона говорят о твердом намерении Вашингтона добиваться отмены этой сделки, а в конгрессе все громче звучат голоса за прекращение экономической помощи России.
В последние дни иранский фактор вообще все сильнее дает знать о себе в американской внешней политике. И в связи с появившимися слухами о возможности поставки Ирану уже не только российских, но и китайских реакторов, и в связи с турне президента Ирана Рафсанджани по странам региона. На этой неделе произошло и еще одно событие — взрыв в Оклахоме, приведший к многочисленным жертвам. Позавчера стало известно о причастности к нему неких мусульманских террористических организаций. Если позже выявится не просто мусульманский, но "иранский след", то это может самым серьезным образом осложнить переговоры Москвы и Вашингтона, ибо последний в своем отношении к Тегерану и так уже подчас срывается на истерические нотки. Ситуация складывается весьма непростая. Свои рецепты выхода из нее предлагают специалисты в области дипломатии ЮРИЙ МЕЛЬНИКОВ и ВЛАДИМИР ФРОЛОВ.
Был бы виноватый, а статья всегда найдется
Недавно США уже прибегли к неприкрытому давлению на Москву, увязав участие России в новой международной организации по контролю за экспортом ("нео-КОКОМ") с прекращением поставок российских вооружений в Иран. К России может быть применен принятый в 1992 году по инициативе сенатора Маккейна закон, вводящий торгово-экономические санкции в отношении стран, компаний и граждан, осуществляющих экспорт товаров и технологий, которые могут содействовать приобретению Ираном и Ираком ядерного и других видов оружия массового поражения, а также современных вооружений. Санкции включают в себя прекращение на год правительственной помощи США, соглашений о военном сотрудничестве, запрет на экспорт американской технологии двойного назначения. Введение подобных санкций поставит под прямую угрозу ряд выгодных России программ сотрудничества с США, например, в космосе.
Между тем отмена российско-иранского контракта сопряжена для Москвы с другими серьезными издержками. Дело в том, что с международно-правовой точки зрения позиция России практически неуязвима. Поставка реакторов для АЭС под гарантии МАГАТЭ в страну-участницу Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), имеющую, согласно статье IV договора, полное право на развитие гражданских ядерных программ, не является нарушением международных обязательств России. В этом коренное отличие нынешней ситуации от истории с экспортом российских криогенных ракетных двигателей Индии, где такое нарушение обязательств имело место. Испытанное тогда Москвой унижение в результате введения в 1992 году американских экономических санкций и отмены под давлением Вашингтона контракта во многом закрывает сегодня дорогу уступкам России по ядерной сделке с Ираном. В этом же направлении оказывает влияние и внутриполитический консенсус, и логика предвыборной борьбы в России: сегодня ни одна из серьезных политических сил не может выступать в пользу односторонних и неоправданных уступок США, наносящих ущерб российским производителям. Наконец, помимо коммерческих, Россия имеет еще весьма значительные интересы в развитии отношений с соседним Ираном.
Итак, возникшие острые разногласия между Москвой и Вашингтоном на сей раз просто не могут разрешиться путем односторонних уступок Москвы. Тогда как все же избежать обострения кризиса в российско-американских отношениях? В принципе пока еще сохраняется возможность превратить "иранскую проблему" из яблока раздора в поле сотрудничества, позволяющего избежать ухудшения отношений России и США, укрепить ДНЯО и добиться его продления, при этом предотвратив появление у Ирана ядерного оружия.
Но в этом случае США пришлось бы признать противоречивость своей политики в отношении ядерной программы Ирана. Нынешний американский подход далеко не ограничивается интересами борьбы с распространением ядерного оружия. Стратегической целью США является полная международная изоляция и в конечном итоге ослабление и устранение радикального режима в Тегеране. Хотя появление у Ирана ядерного оружия и средств его доставки действительно создало бы угрозу интересам США и безопасности их союзников в регионе Персидского залива (равно как и России), проблема нераспространения сегодня используется Вашингтоном пока в качестве понятного и весьма популярного в международном контексте средства для достижения не только этой, но явно и ряда других — недекларируемых публично — целей. Именно этим объясняется некоторая истеричность и негибкость позиции США.
История одной нелюбви
США начали кампанию по привлечению международного внимания к ядерной программе Ирана еще в конце 80-х годов. Особо острую реакцию в США вызвало заключение Ираном в конце 1990 года соглашения с Китаем о научном сотрудничестве в ядерной области: предполагалось сооружение исследовательского реактора в Исфахане и подготовка иранских специалистов в КНР. В конце 1991 года администрация Буша выступила с инициативой, предусматривающей широкие международные усилия по предотвращению экспорта в Иран практически любой передовой технологии двойного назначения. Фактически речь шла о технологической блокаде Ирана со стороны развитых стран. Этот подход США не претерпел изменений и после того, как проведенная в феврале 1992 года по приглашению иранской стороны инспекция МАГАТЭ не обнаружила никакой подозрительной деятельности на ядерных объектах этого государства. Хотя результаты, полученные в ходе инспекции на заранее заявленных объектах и с большим временем предупреждения, нельзя считать исчерпывающими и устраняющими все подозрения.
Администрация Клинтона продолжила жесткий курс на ограничение доступа Тегерана к передовой технологии и усиление политического давления на исламский режим. Под прессингом Белого дома Аргентина, Бразилия, Великобритания, Германия, Индия и Франция прекратили экспорт ядерных материалов и оборудования в Иран (но сотрудничество с ним в ядерной сфере продолжили Китай и Пакистан). Примечательно, что ФРГ и Япония, преследовавшие собственные коммерческие интересы в Иране, вплоть до последнего времени настаивали на необходимости привлечения Ирана к сотрудничеству с Западом.
Между тем такая политика, судя по всему, дает обратные от желаемых результаты, способствуя негативным изменениям во внешнеполитических установках и внутриполитической ситуации в Иране, где фундаменталистские группировки, похоже, полностью оттеснили на задний план практически настроенных технократов, стремившихся, по самим же американским оценкам, к развитию экономического сотрудничества с Западом. Иран смог использовать требования США по организации технологического эмбарго против него для выдвижения претензий в рамках подготовки конференции по продлению ДНЯО о нарушении права страны-участницы на развитие программ мирного использования ядерной энергии. Тегеран теперь выдвигает требования об отмене экспортного контроля на поставки ядерной технологии странам-участникам договора. Отказ Ирану в праве на строительство АЭС означал бы признание неравенства статуса стран-участниц ДНЯО, что имело бы весьма негативные последствия для продления договора. Вернее — подписание ему смертного приговора. Раздающиеся же в США призывы убрать из ДНЯО положение о праве неядерных стран получать помощь в мирном использовании атомной энергии отнюдь не способствуют укреплению режима нераспространения.
Вашингтон ведет речь преимущественно о "намерении" Ирана создать ядерное оружие, признавая в целом справедливость российских оценок о том, что имеющийся сегодня у Ирана технологический и промышленный потенциал не позволит без посторонней помощи реализовать это "намерение" в ближайшие 5-10 лет. Вместе с тем нынешний курс США на международную изоляцию Ирана лишь укрепляет Тегеран в стремлении к обладанию ядерным оружием. Вообще политика, сфокусированная лишь на ограничении доступа к технологии, в конечном итоге обречена на провал. Совмещение Вашингтоном задач борьбы с распространением ядерного оружия и с враждебным США иранским режимом не позволяет американской дипломатии сколь-нибудь эффективно влиять на конечные цели Ирана в ядерной области. Наиболее вероятным результатом такого подхода станет приобретение Ираном российских или чьих-либо еще (например, китайских) реакторов, ухудшение отношений между Москвой и Вашингтоном и дальнейшее размывание режима нераспространения. Вряд ли именно этого добиваются США и Россия.
Жесткость в обмен на сотрудничество
России, со своей стороны, несомненно, следует с большим вниманием отнестись к предупреждениям США о намерениях Ирана создать ядерное оружие. Ибо все большее число самых разных данных именно такой вывод, увы, и подтверждают. Российская позиция, ставящая во главу угла отсутствие сегодня каких-либо явных свидетельств о нарушении Ираном своих обязательств по ДНЯО, может опрометчиво упустить из виду долгосрочные устремления Тегерана. А то, что появление у Ирана ядерного оружия не отвечает интересам национальной безопасности России (как и других стран), надо полагать, не нуждается в разъяснениях. Между тем вызывает беспокойство, что "первую скрипку" в решении вопроса о контракте с Ираном играет российский Минатом, тогда как Минобороны и МИД выступают, похоже, на вторых ролях. Не обнадеживает и то, что Совет безопасности, находящий, например, время для изучения событий на валютной бирже и вопросов подготовки к празднику Победу, не утруждает себя рассмотрением вопроса, напрямую затрагивающего безопасность страны. При этом Москва, как представляется, также серьезно недооценивает твердость антииранского внутриполитического консенсуса в США, готовность американцев пойти на решительные, в том числе силовые, действия, для того чтобы остановить иранскую ядерную программу (надо полагать, что оклахомский взрыв упомянутый консенсус в США лишь усилит — даже если не будет найден "иранский след", достаточно будет просто "исламского"). Непродуманная российская политика, как и американская, вполне может привести и к появлению у Ирана ядерного оружия, и к серьезному ухудшению отношений России и США.
Все это говорит о необходимости более гибкого курса, основанного на российско-американском сотрудничестве. Демонстрируя ответственное отношение к выполнению своих обязательств по ДНЯО и готовность учитывать озабоченность США, Россия, как экспортер реакторов, имеет право настаивать на более жестких, чем предусматривается гарантиями МАГАТЭ, условиях проверки мирного использования поставленного Ирану оборудования. Речь, в первую очередь, должна идти о тщательной проработке деталей контроля за процессом загрузки и выгрузки ядерного топлива, требовании обязательного направления отработанных ТВЭЛов на переработку в Россию, постоянном мониторинге российскими специалистами за работой АЭС в Бушере, российских инспекциях на других иранских ядерных объектах. Спецслужбы России должны обеспечить очень жесткий контроль за всеми российскими ядерщиками, которым предстоит работать в Иране, используя предоставившуюся возможность для выяснения подлинных намерений Тегерана в ядерной области. Тут не должно быть место ханжеской "скромности".
Москве нужно также добиться от Тегерана заявления о готовности допустить инспекции МАГАТЭ в любом месте и в любое время. России следует настаивать на заключении с Ираном соглашения, в котором в обмен на согласие иранской стороны навсегда отказаться от строительства объектов по обогащению урана и регенерации плутония из отработанного реакторного топлива (что выходит за рамки формальных обязательств по ДНЯО) предусматривалось бы дальнейшее расширение российско-иранского сотрудничества в мирном использовании атомной энергии. Реализация предлагаемых мер приведет к установлению новых и весьма существенных ограничений на иранскую ядерную программу и тем самым может снять существующую сегодня у многих стран озабоченность. Ирану будет легче пойти на принятие таких ограничений в контексте взаимодействия с Россией, чем с МАГАТЭ, где доминируют США. Все эти шаги должны предприниматься Москвой в тесном, хотя и неафишируемом информационном взаимодействии с Вашингтоном. У американцев должна быть уверенность в том, что российское сотрудничество с Ираном в ядерной области не поставит под угрозу интересы безопасности США.
Вашингтон в принципе должен быть заинтересован в использовании более прочных российских позиций в этой стране для побуждения Тегерана к отказу от ядерных амбиций и строгому соблюдению ДНЯО. По отношению к иранской ядерной программе Россия могла бы сыграть роль, во многом аналогичную той, которую США сыграли применительно к ядерной программе Северной Кореи. Заключенное в октябре прошлого года американо-северокорейское соглашение мало чем отличается от предлагаемой схемы разрешения "иранской проблемы". При таком подходе Россия получила бы возможность дополнительно укрепить свои связи как с Ираном, так и с США, сохраняя независимость своей политики и выгодные стороны своего сотрудничества с обоими государствами.
Реализация подобной стратегии будет сопряжена с определенными трудностями для российской, американской и иранской дипломатии. Но она имеет больше шансов увенчаться успехом, чем попытки просто изолировать Иран, лишь укрепляющие радикалов в Иране в их стремлении обладать ядерным оружием. Новый подход позволит уйти от приобретающих опасный характер разногласий между Россией и США.