"В 1953 году официальные кредиторы Западной Германии, многие из которых сидят сейчас здесь, за этим столом, согласились на реструктуризацию всего германского довоенного долга... И как решения Лондонской конференции 1953 года стали финансовым окончанием второй мировой войны, так, мы полагаем, реструктуризация всего российского долга могла бы сегодня стать финансовым окончанием 'холодной войны'". Эта несколько высокопарная фраза прозвучала 30 сентября 1994 года в Мадриде. Произнес ее глава российской делегации Александр Шохин на предварившем сессию МВФ заседании министров финансов "семерки". Кредиторов тогда охватила легкая паника.
И было отчего. До сих пор окончательно не проясненный казус с Германией навел их на мысль, что Россия прозрачно намекает на списание ее громадного долга — несмотря на то что в Мадриде высокопоставленные россияне неоднократно подчеркивали как раз обратное. Запаниковавшие кредиторы припоминали, что как раз накануне Мадрида в российском правительстве развернулась живая дискуссии на тему платить или не платить. С жестких позиций выступал тогда глава МВЭС Олег Давыдов, диаметрально, впрочем, изменивший свою точку зрения, обретя пост вице-премьера и кураторство над долгами. Ситуацию, впрочем, удалось прояснить тогда же, в Мадриде, выяснив a propos, что по ряду сюжетов стороны вообще говорили "на разных языках". Парижский клуб, например, и ранее предлагал Москве "многолетнюю реструктуризацию" — на период действия так называемого расширенного соглашения о stand-by — до трех лет. У нас же говорили о "долгосрочной реструктуризации" (подразумевая лет 25). Но лишь в Мадриде кредиторы осознали, что речь идет о принципиально разных вещах.
Зачем нужна долгосрочная реструктуризация? Во-первых, не надо каждый год вести утомительные переговоры. Во-вторых, долгосрочная договоренность делает предсказуемой бюджетную ситуацию и — главное — сглаживает пики платежей. В России среди лиц, к переговорам причастным, иной точки зрения на сегодняшний день уже нет. Дело в нюансах. А они таковы: за перераспределение долгов тоже надо платить (Москва платила 40%, а жесткая схема предполагает и все 100% от суммы реструктурируемого долга). И тут предстоит все тщательно подсчитать. И если иметь в виду, что на ближайшие четыре года приходится 70-80% всех платежей, то предложение реструктурировать на 25 лет именно их, а с 2000 года платить по нормальной схеме плюс за реструктуризацию, представляется вполне эффективным (по сведениям Ъ, предварительные прикидки делались еще в недрах "старого" кабинета). Так что слово здесь за кредиторами и настойчивостью российских переговорщиков.
Если же на Парижском клубе речь пойдет о годичной схеме реструктуризации, выводящей за заложенные в бюджете $6,5 млрд, то такой разговор можно даже не начинать. Потому что теперь у России есть мощный козырь в виде соглашения с МВФ по кредиту stand-by, которого раньше не было. И это само по себе есть выражение уверенности МВФ в перспективах экономической стабилизации в России. А официально выраженную уверенность МВФ не следует девальвировать тем, чтобы опять опускаться до ежегодных схем. Они — пройденный этап.
... и очень неплохой бизнес
Периоды безвременья в переговорах с кредиторами даром не проходят. Летние пикировки Шохин--Давыдов (платить-не платить) имели, конечно, и свою оборотную сторону: кое-каких кредиторов можно было и напугать: мол, соглашайтесь на то, что предлагаем, иначе вообще ни цента — есть же вот мнение! Есть, правда, среди заимодавцев и такие, коих не испугаешь — клубные, например: у тех симметричный ответ всегда наготове: санкции, арест имущества и счетов, арбитражи. В принципе, поинтриговать не вредно, но только не в России с ее непредсказуемостью. Не успели остыть мадридские страсти — под занавес кредиторы были полностью умиротворены предложениями российской стороны и клубам, и фирмам — как грянул "черный вторник", а затем Чечня. То есть светлые надежды закруглить переговоры к концу прошлого года (теперешние мечты — к концу нынешнего), получив предварительно заветный stand-by, рухнули.
Но это все — большая политика. Есть политика и местного значения, влекущая за собой то, что цивилизованным решением, мягко говоря, не назовешь.
Например, возникает некое недоумение, почему, скажем, приватизация и акционирование внешнеторговых объединений и предприятий-экспортеров осуществлялось в основном без учета их внешних долгов? Конечно, экспорт в СССР осуществлялся централизованно, и экспортеры особой свободы не вкушали. Но трансформировавшиеся из государственных АО (при том, что уж подозрительно узок круг их акционеров) получили, после того как правительство признало долги зарубежным поставщикам (см. комментарий г-на Касьянова), в собственность "чистый продукт", а точнее — очищенный от старых обязательств. Теперь объективно возникает ситуация, при которой уже государство, озабоченное выплатами по счетам упомянутых акционировавшихся АО, ставится в положение озабоченного еще и тем, чтобы поддержать эти АО на плаву — за счет поиска выгодных подрядов, например, в счет погашения долгов.
Или взять вскользь упомянутые г-ном Шохиным "неудачные случаи" работы Минфина с поставщиками, когда платежи экспортерам переводились, минуя ВЭБ. Очень любопытная деталь! Для знатоков, конечно. Ведь получается, что инофирмы могли получить проплату дважды! Невольно возникает мысль, что задействованы в такой операции могут быть не только интересы зарубежных фирмачей. И еще вопрос: в каком виде находится документация о проплатах в том же Минфине? И если в принципе возможно было проводить выплаты, минуя ВЭБ, заведомо зная о том, что по документам ВЭБ долг все равно как бы остается, то, как говорили древние, "кому это выгодно"? Вопрос, разумеется, чисто риторический...
На фоне упомянутых недоразумений торговля долгами, вокруг которой столь много слухов и недомолвок, выглядит уже не столь пикантно — худо-бедно, но казна все же пополняется. По данным Ъ, операции такого рода осуществлялись, например, Замбией, Ганой, Иорданией, есть намерение договориться и с Йеменом. По информации некоторых причастных к этому специфическому бизнесу лиц, комиссионные, в случае успеха таких сделок, могут достигать 10-15%. Что при миллионных суммах, согласитесь, совсем не плохо! А все потому, что, как говорят, иной раз приходится "уговаривать" и должника. Но черновая работа и "техника" уговоров — дело посредников и государство тут как бы ни причем.
И еще — о конверсии долга в собственность, о чем так много и настойчиво говорят. Идеальный вариант для такой процедуры — это когда долг оформлен в ценных бумагах и рынок ценных бумаг развит настолько, что дает нормальные цены. Тогда конверсия — дело техники, чисто фондовая игра. Но долг в бумаги не оформлен (он бы не подлежал реструктуризации. Возможность такую дает лишь долгосрочная реструктуризация). И с рынком тоже неважно. По некоторым данным, если, например, оценить стоимость "Газпрома" на основе международных аналогий (например, соответствующих компаний США), то он потянет на $700 млрд. А по стоимости акций, скажем, владивостокской биржи — всего лишь на $120 млрд, не говоря уже об акциях, которыми владеют трудящиеся. Словом, пока все зависит от методики оценки и лично г-на Оценщика, а не от бесстрастного рынка. Следовательно, злоупотреблений тут может быть немало. И слишком большое количество институтов заинтересованы в том, чтобы в общении с кредиторами было как можно больше субъективизма. Ибо когда все идет по выверенной "юридической партитуре", это не только скучно — любая фальшивая нота уж слишком режет слух.
ОТДЕЛ ПОЛИТИКИ