Не так давно Дума приняла в первом чтении закон "О внешнеэкономической деятельности", который, как уже писал Ъ, предполагает легализовать возможность возврата к госмонополии на экспорт и импорт отдельных видов товаров. Идеи думцев немедленно вызвали живой отклик у депутатов Совета федерации. Они сделали следующий шаг и разработали проект закона "О государственной монополии на экспорт энергоресурсов, некоторых видов сырья и промышленной продукции".
История появления нового законопроекта не только любопытна, но и поучительна. Идеи, которые движут его инициаторами, достаточно прозрачны: речь идет о ностальгической попытке реставрации утраченных в последнее время рычагов административного контроля за внешними экономическими связями, причем сенаторы, не мудрствуя лукаво, выдвигают программу-максимум: даешь государственную монополию по наиболее эффективным товарным позициям экспорта и импорта! Обоснование тоже не оригинально и сводится к тому, что "форсированная либерализация внешнеэкономической деятельности при отсутствии действенного контроля привела к бегству капитала, росту правонарушений во внешней торговле, сокращению валютных поступлений в страну".
На самом же деле без либерализации не было бы ни роста экспорта (начавшегося именно в 1992-1993 гг.), ни увеличения валютных доходов. Что же касается бегства капитала, то первопричина в общеэкономической ситуации, когда внутренние производственные инвестиции в России попросту нерациональны, а вовсе не в степени госконтроля над экспортом. Как следует из проверок Федеральной службы валютного и экспортного контроля и налоговой полиции, утаиванием валюты за рубежом не брезговали и спецэкспортеры (в том числе и чисто государственные), проходившие многоступенчатые тесты, в частности на законопослушность.
Это вовсе не значит, что госконтроль должен сворачиваться. С большим трудом российская исполнительная власть при наставничестве МВФ пришла к пониманию того, что наиболее эффективным является контроль за экономическими параметрами того же экспорта — ценовой (включая предтаможенный для стратегического сырья) и валютный, причем дыр здесь пока больше чем достаточно. Что же касается игры в спецэкспортеров, которых было свыше 400 на момент ликвидации (а в свое время и больше 700), и других вариаций на тему монополии, то законодатели, похоже, этой болезнью еще не переболели.
Очевидно, что госмонополия во внешних экономических связях в любой форме совершенно не ко времени. Проводя ежемесячный мониторинг российского экономического законодательства, МВФ не замедлит с ответной реакцией, перечеркивающей и бюджет, и всю конструкцию российской экономической политики образца 1995 года. Хотя в принципе не исключен и такой гипотетический сценарий: за инициативами депутатов могут стоять ястребы российской политической сцены, находящиеся в непосредственной близости к исполнительной власти. В том, что они достаточно активны, убеждают уроки "черного вторника" (следствие по факту валютного вредительства 11 октября 1994 года, кстати, ведется ФСК). Расчет при этом делается на раскачивание политической обстановки перед выборами.
Как бы то ни было, интерес представляет не только сам законопроект, но и его безрадостные перспективы. Получив задание на его разработку, аппарат Совета федерации разыграл блестящую комбинацию, фактически предрешив судьбу документа. С учетом пожеланий депутатов-государственников он был подготовлен и разослан на экспертизу, причем в ее отрицательных результатах никто не сомневался. Дальше отзывы оглашаются, и рассмотрение законопроекта "откладывается" даже без вынесения какого-либо решения. Налицо высокое аппаратное искусство: и поручение выполнено, и законопроект провален.
ВАДИМ Ъ-БАРДИН