В театре у Никитских ворот состоялась премьера спектакля "Утиная охота". Знаменитую пьесу Александра Вампилова поставил Сергей Десницкий — один из ведущих артистов труппы Марка Розовского.
После публикации "Утиной охоты" (в 1970 году, через три года после того как она была написана) критики долго спорили — положительный или отрицательный персонаж Зилов. Ссылались на мнение самого Вампилова, который своего героя плохим не считал, несмотря на раздражительность, снобизм и моральную неустойчивость. Многие, однако, с автором не соглашались.
Это потом стало казаться, что Александр Вампилов не просто скрестил итальянский неореализм с чеховскими "комедиями", открыв новую советскую драматургию, которая так и осталась навсегда "поствампиловской". Он воплотил в работнике провинциального НИИ, ловеласе, идеалисте и цинике Зилове весь набор идеалов шестидесятничества — от тяги к свободе до способности навязывать свою волю другим. Что уже тогда он описал тип, который семидесятые признали своим и который следующему поколению — юных читателей Сергея Довлатова — представился культовой фигурой всех десятилетий между Хрущевым и Горбачевым.
Бедного булгаковского мастера потеснил тоже бедный, но здоровый, в общем-то веселый и много пьющий человек. Ставший достоянием поп-культуры в "Полетах во сне и наяву", этот тип навсегда, кажется, приобрел романтический флер единственного по сути положительного персонажа советской эпохи.
Удивительно то, что сама "Утиная охота" осталась от всего этого несколько в стороне — более провинциальной и наивной, чем довлатовская проза, и более стильной, чем позднейшие вариации, предложенные "Мосфильмом" и КСП.
Для середины девяностых и отличная драматургия Вампилова, и задушевная поэзия самодеятельной песни — в равной степени ретро. И поскольку к этой теме обращается театр Марка Розовского (один из самых лояльных наследников шестидесятничества), можно ожидать, что ретро будет ностальгическим. И появится спектакль про очаровательных шалопаев и очаровательное время, которого уже не вернешь.
Правда, для такого рода ностальгии нужен абсолютно сторонний взгляд. Тот, который сумеет увидеть в утиной охоте не мелодраматическую романтику "для сильных духом мужчин" (кстати, Зилов плохой охотник, и, кажется, автору в нем это симпатичнее всего), а аналог чеховского вишневого сада — таинственной "зоны счастья", если воспользоваться терминологией режиссера Бориса Юхананова. Для театра же у Никитских ворот спектакль по Вампилову неожиданно оказался не вздохом по чужой жизни, а выяснением отношений с собственной биографией.
Постановка Сергея Десницкого предельно точно следует тексту — вплоть до того, в какую сторону должен быть направлен луч прожектора. Тем в большей степени она отличается от пьесы. Герои не просто старше (Вампилов, напомним, писал пьесу, когда ему не было еще тридцати лет и рассказывал, естественно, о своих сверстниках) у них иной психофизический тип. "В его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности в собственной физической полноценности", — говорится о главном герое. В Зилове с Никитских ворот гораздо больше усталости и равнодушия к какому бы то ни было исходу событий и ко всей своей траченной молью компании — как сказано в другой, более поздней советской пьесе.
На месте почти трагедии появилась хмурая и смурная история — бессмысленное мельтешение событий, лишь заполняющих время. Спектакль рискует от этого стать утомительным и растянутым — и он действительно сильно растянут, зато это дарит зрителю неожиданную точку зрения.
Демонстративное нежелание романтизировать прошедшую эпоху — наиболее любопытное, что есть в нынешней вампиловской постановке. В неромантизированном же виде вся история выглядит не просто бессмысленной, но банальной. Какой в принципе и должна выглядеть она с точки зрения нормального, то есть по-западному рационального, человека. И какими покажутся все сюжеты чеховских пьес, если рассматривать их лишь с точки зрения течения событий. Такой задумана и могла бы стать "Любовь в Крыму" Мрожека, если бы ее сыграли несколько иначе, чем сыграли сейчас во МХАТе.
Театр шестидесятых изымает из "Утиной охоты" самое дорогое, казалось бы, что в ней есть — шестидесятничество. Но ничего не случается. Пьеса остается в прежнем своем качестве — одной из лучших в российской послевоенной драматургии. Ей еще не раз предстоит пройти испытание постороннего и равнодушного взгляда. Пока же она с успехом выдерживает испытание слишком пристрастной любви, лишний раз подтверждая, что и шестидесятники, как всякое иное поколение, тоже могут утратить власть над собственным прошлым.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА