В 1994 году исполнилось пятьсот лет со дня рождения двух крупнейших художников раннего флорентийского маньеризма — Россо Фьорентино и Якопо Понтормо. По этому случаю в Италии проходят две выставки, устроенные в небольших тосканских городках, где родились художники: "Понтормо в Эмполи" в Эмполи (Il Pontormo a Empoli, Empoli) и "Россо и Вольтерра" в Вольтерре (Il Rosso e Volterra, Volterra). Оба городка лежат вдалеке от туристических маршрутов и никогда не были крупными художественными центрами. То, что провинциальные Вольтерра и Эмполи оказались в состоянии устроить выставки международного масштаба, привлекшие внимание ценителей искусства всего мира, в очередной раз заставляет восхититься итальянским кампанилизмом, который уже не раз воспевал обозреватель Ъ Максим Соколов.
Мало к кому из художников так называемого "старого" искусства наш век испытывал столь сильную привязанность, как к Россо и Понтормо. В современном интеллигентском сознании с ранних лет сформирован образ творца, обреченного на муки и страдания в земной жизни. Согласно ему, произведения искусства являются лишь тенью личности художника и могут только отчасти передать величие мятущегося духа. Восхищение индивидуальностью Россо и Понтормо заслоняло даже восторг перед самими произведениями художников, настолько красочны были их биографии, полные различных экстравагантных поступков. Только некоторая недостаточность образования помешала Ирвину Стоуну и Перрюшо использовать тот исключительно выигрышный материал, который предоставляет жизнь этих художников для любого бестселлера, иначе их биографии легли бы на лотки книготорговцев вместе с "Жизнью Ван Гога" и "Жизнью Тулуз-Лотрека".
На долю Россо и Понтормо выпала честь стать могильщиками классической манеры. Полностью сформировавшись как художники к 1520 году, году смерти Рафаэля, роковому для итальянского Ренессанса, они в своем нервном и экстатичном искусстве бесконечно удалились от мудрой ясности и спокойной уравновешенности Большого стиля. За это их часто порицали при жизни, еще больше — после смерти, особенно во времена господства классицистической нормативности, но зато творческие личности двадцатого века обрели в них предшественников и восхитились их живописью и судьбой. Россо и Понтормо стали образцом для антиклассического художника, противника истеблишмента, авангардиста, попирающего любые этические и эстетические нормы.
Первый успех и первые скандалы пришли к ним еще в ранней юности, во время их совместного обучения у Андреа дель Сарто во Флоренции. Затем Россо уехал в Рим, где пользовался известностью и возбудил всеобщую ненависть. Ему приходилось защищать свою жизнь от учеников Рафаэля, взбешенных его насмешками. Россо, который был не в силах совладать с объединившимися соперниками, вскоре был вынужден покинуть Рим и скитаться по небольшим и небогатым городкам Лациума в поисках заказов, время от времени находясь на грани голодной смерти от безденежья. Затем последовало приглашение от французского короля Франциска I, восхищенного его рисунком "Марс и Венера", и наступил сущий рай. Королевские милости сыпались на Россо как из рога изобилия, у него были личные апартаменты во дворце Фонтенбло, собственная конюшня, множество слуг, и он прославился при французском дворе изысканностью манер и костюмов, мастерством игры на лютне и любовными похождениями. Согласно утверждению Вазари, в возрасте 46 лет он покончил с собой, впрочем, эти сведения впоследствии пытались оспорить.
Сомнения в факте самоубийства Россо, высказанные Морисом Руа в 1920 году, сегодня признаны более бездоказательными, чем утверждения Вазари, относившегося с большим пиететом к искусству художника и не заинтересованного в распространении порочащих его сплетен. Тем более, что во всех дошедших до нас произведениях мастера размышления о бренности бытия присутствуют с маниакальной навязчивостью. Переплетение ювелирно отточенных контуров, запутанная аллегоричность сюжетов, неимоверно утонченная чувственность и привкус садомазохизма сделали искусство Россо образцовым примером для декадентов всех времен и народов. Трагическое неистовство его юности естественно обернулось куртуазной, безысходно мрачной эзотерикой французского периода, которая не могла не привести к печальному концу, — и, правдив он или нет, рассказ Вазари воспринимается как логичный финал жизни этого декадента XVI века.
В отличие от Россо Понтормо всю жизнь был связан с Флоренцией, которую покидал лишь ненадолго. Известность к нему тоже пришла в молодости, что тут же вызвало недовольство флорентийских художников. Тем не менее он стал баловнем герцогов Медичи, терпевших его угрюмый и мрачный характер, его нежелание стать придворным живописцем. Вазари критиковал Понтормо за подражание Дюреру и отступления от норм Большого стиля. Понтормо был безразличен и к хуле, и к хвале. С годами он все больше погружался в черную меланхолию, почти отказался от общения с внешним миром, перестал выходить на улицу, уверенный, что погибнет под ногами толпы, и жил на высоких антресолях, куда к нему можно было попасть только по лестнице, которую он убирал к себе наверх. До нас дошел дневник Понтормо, где художник с маниакальным постоянством описывает меню каждого прожитого дня, время от времени перемежая сообщения о еде и болях в желудке со скупыми заметками о работе над фресками, вроде: "среда... рука".
В его последних произведениях Большой стиль уничтожен нарастающей спиритуализацией образов. Равновесие телесного и духовного, достигнутое Высоким Возрождением, оказалось нарушенным, и несказанно прекрасные тела ренессансных андрогинов потеряли свое земное притяжение, превратившись в сонмы бесплотных духов, клубящихся в невесомости. Вазари говорит, что Понтормо умер от недовольства самим собой. Возможно, истинной причиной было что-то более прозаическое, но мнение Вазари симптоматично — искусство Понтормо является олицетворением духовного томления и тоски, присущих в первую очередь нордическому характеру. Недаром современное искусствоведение подчеркивает роль северных, готических влияний на его искусство.
Обе выставки посвящены молодости художников. Они возвращают нас к тому времени, когда двое девятнадцатилетних юношей потрясли Флоренцию своими фресками во дворе монастыря Сантиссима Аннунциата. Андреа дель Сарто, тогда первый художник Флоренции, не мог сдержать своего завистливого недовольства. Перед молодыми авангардистами открывалось лучезарное будущее, обернувшееся сплошной пыткой. Энергия Россо впоследствии обернулась психопатией, а нежность Понтормо — неврастенией, которые сподвигли их на создание восхитительных произведений и определили им место в сонме мучеников, истерзанных творчеством. Сегодня в Вольтерре и Эмполи, там, где Россо и Понтормо познали свои первые безоблачные триумфы, благоговейно вспомнили об их страданиях, и любители искусств со всего мира приехали в Тоскану склонить колени у колыбелей этих великих сумасшедших.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ